— Тебе надо сменить одежду, — постановила я, бухая на огонь чайник. — И высушиться. Раздевайся.

Он приподнял бровь, но начал безропотно стягивать мокрую и грязную ткань. Через две минуты у его босых ног образовалась куча вещей. Я посмотрела на него, сдерживая смех. Худой, дрожащий, мокрый. Духи, за что мне это?! Кинула Шерху полотенце и вытащила из шкафа старое одеяло. Не знаю, сколько ему было лет, местами из ткани вылезла вата и пух. Но согревало оно прекрасно, в этом я уже убедилась.

— Вот, — укутала Хенсли коконом и потянула за собой. — Идем на кухню.

— А ты? — он кивнул на мое мокрое платье.

— Иди, я сейчас.

Волоча за собой одеяло, Хенсли двинулся к двери на кухню. Я слышала, как он устраивается на старом кресле, как ругается себе под нос. Быстро сменила платье на сухое, вытерла волосы и тоже зашла на кухню.

Шерх молчал все время, пока я заваривала мяту и чабрец в пузатом чайнике, пока разливала настой и ставила на стол варенье. Мы косились друг на друга, но вопросов не задавали. Молча дули на кипяток и грели пальцы о горячие глиняные бока кружек.

Я не выдержала первой.

— Ты здесь один после запечатывания, так? Боишься причинить кому-то вред?

Хенсли кивнул, настороженно глядя из-под упавших на лоб волос. Сейчас, закутанный в старое одеяло, с кружкой, отчаянно сжатой в руках, он снова напомнил мне зверя. Сильного, красивого, но искалеченного… попавшего в капкан и теперь воющего от боли и тоски. Он даже смотрел как зверь, с ожиданием — то ли пристрелят, чтобы не мучился, то ли… чай дадут.

— Подожди, — нахмурилась я, пытаясь отогнать жалость. Потому как взгляд Хенсли изменился, стал настороженным и злым. Он не хотел жалости. Он отчаянно не хотел ее! И я мотнула головой, прищурилась. — Но ведь ты колдовал! Сегодня! Ты сплел магическую сеть! Разве это возможно при запечатывании?

— Нет, — сипло выдавил он. — Печати блокируют поток полностью. Я использовал осколки.

— Точно. Осколки, — пробормотала я. Ну да, он же пытался меня купить. — Откуда они у тебя?

— Нашел. — Он неопределенно мотнул головой. — Наткнулся на очаг четыре года назад, случайно.

Очаг, ну да. Ямка, в которой находили осколки. Иногда в таких ямках было всего несколько мерцающих зернышек, а иногда куски, которые могли сделать владельца баснословно богатым.

— Так… — Я отставила кружку, размышляя. — Ты живешь здесь много лет. Четыре года назад нашел осколки. То есть деньги у тебя есть. — Постучала пальцами по столешнице. — Тогда объясни мне, почему дом в таком ужасном состоянии?

Он моргнул, видимо, не ожидая такого вопроса.

— То есть?

— Почему здесь так ужасно? — уточнила я, обводя рукой помещение. — У тебя были деньги, времени так и вовсе навалом, почему ты живешь так? Это же не дом… а конура! Почему не провел электричество, не отремонтировал как следует Оливковую рощу, не посадил виноград? Духи! Да здесь можно было развести сады! Купить лошадей! Да много чего можно было сделать! Чем ты занимался все это время?!

— Ты ничего не понимаешь!

Настороженность в темных глазах сменилась возмущением.

— Да что ты? — съязвила я. — Чего это я не понимаю? Неплохие у тебя каникулы, Хенсли! Признайся, что ты просто лентяй!

— Да иди ты к жротам! — вспыхнул он. — Какой смысл наводить тут порядок, если я могу сдохнуть в любую минуту?

— Семь лет, Хенсли, — многозначительно повторила я. — И ты все еще довольно… бодрый.

Он криво усмехнулся и расслабился. Отлично. Никакой жалости. Я не покажу ему это чувство, что сжирает меня изнутри. Не подойду и не прижму к себе. Я буду сидеть здесь, смотреть на его пальцы, что совсем недавно ласкали меня, и ругать дикаря.

В темноте глаз вдруг вспыхнуло понимание, и Хенсли склонил голову набок, разглядывая меня. А потом резко поднялся, стукнул пустой кружкой об стол.

— Мне пора идти.

Я промолчала. Шерх хмыкнул, а потом снял одеяло и положил на стул. Я подняла бровь, разглядывая обнаженное мужское тело.

— Вещи потом заберу, — бросил он. — Кстати, можешь постирать, раз обещала.

И направился к выходу на террасу.

— Гад, — бросила я ему вслед и услышала, как Шерх рассмеялся.

Я же откинулась на спинку стула и тоже улыбнулась. Дела, истра Лэнг. И что со мной такое творится?