Примечания

Некоторые манифы, уточнения и их источники

«Это Вело!». Женщина-велосипед происходит из рисунка чернилами «Я любительница велосипедов», выполненного Леонорой Каррингтон в 1941 г. Хотя Тибо был скандализирован, увидев ездока, на рисунке Каррингтон, изображающем велосипед с женским торсом впереди, таковой тоже имеется.

Пока все вокруг не сводили глаз с «черной добродетели» за окнами. Выражение «черная добродетель» («La Vertu noire») употребил тот, от кого я услышал этот рассказ. Основываясь на его описании одушевленной тьмы за стеклом и хаоса цветов в доме, можно предположить, что это маниф, рожденный картиной маслом с тем же названием, написанной Роберто Матта.

Есть вещи похуже садовых ловушек для самолетов. Около 1935 года Макс Эрнст нарисовал больше одной «Садовой ловушки для самолетов»: это были пейзажи, на которых яркие, оперенные, похожие на грибки и анемоны цветы пожирали обломки самолетов.

Стайки коммивояжеров с крыльями летучих мышей и дам. Крылатые фигуры вряд ли можно назвать недостаточно представленными в культуре, но описанная летающая буржуазия кажется мне возникшей из коллажа Эрнста 1934 года «Une semaine de bonté» («Неделя доброты») со страницы, отвечающей за вторник: ее фигуры вырезаны из каталогов и превращены в химер при помощи добавления драконовских крыльев.

Формы, похожие на моно-, би- и трипланы. Ужасающие бесцветные воздушные формы, хищные, как антиматерия, происходят из картины Рене Магритта 1937 года «Le Drapeau noir» («Черное знамя»). Принято считать, что работа вдохновлена бомбардировкой Герники: в небе Нового Парижа ее манифы выглядят безжалостными машинными воплощениями Танатоса.

Огромные подсолнухи пустили корни повсюду. Хотя он не сказал об этом напрямую, было что-то в масштабах подсолнухов, описанных Тибо, и в тревоге, с которой он их описывал, заставляющее меня подозревать, что прародитель этих крупногабаритных цветов, которые Доротея Таннинг называла «самыми агрессивными», появился на ее картине 1943 года «Eine Kleine Nachtmusik» («Маленькая ночная серенада»), на которой колоссальный, мрачно светящийся подсолнух грозит двум девочкам.

Стоящих торчком змей, которые заменяют им стебли. Эти удерживаемые змеями растения с лепестками из глаз и сердечек, «Цветы любовников», были нарисованы для Андре Бретона («довольно неуклюже», как он без особой любезности отмечает) «Надей», женщиной, которую звали, как мы теперь знаем, Леона Делакур и которую он вывел в своем квази-романе, озаглавленном в ее честь, в 1928 году.

Ползают человеческие руки, торчащие из спиральных раковин. Странный фотоколлаж Доры Маар «Sans Titre» («Без названия», 1934) представляет собой источник манифа в виде рук в раковинах. В военных дневниках, которые показал мне Тибо, была описана палаточная рыбацкая деревня ниже набережной д’Отей. «Люди закидывают проволочные сети и вылавливают ракообразных со спиральными панцирями, которые медленно ползают по мокрому песку, перебирая человеческими пальцами. Ногти на пальцах накрашенные. Местные их варят. Они выковыривают дымящееся мясо из раковин и едят, не испытывая стыда за каннибализм».

У каждой акулы выемка в спине – с сиденьем, как в каноэ. В 1929 году бельгийский журнал «Variétés» опубликовал результаты нескольких сюрреалистических игр. В «Если, когда» один игрок пишет условие, а другой, не глядя, – основную часть, которые затем объединяются в новое предложение. «Если бы, – предположила Элси Хьюстон, – тигры смогли доказать, как они нам благодарны…» «…тогда, – заключила фотограф Сюзанна Мюзар, – акулы позволили бы использовать себя в качестве каноэ». Похоже, в Новом Париже акулы иногда так делают.

Под обрубками опор на высоте сорока этажей. Подобно тому, как Эйфелева башня является самым знаковым символом Парижа в нашем мире, так и ее поразительно усеченная, плавающая вершина выступает в качестве такового в мире Тибо. В своем труде «Париж и сюрреалисты» Джордж Мелли мимоходом замечает, что во время одной из дискуссий об «усовершенствовании» Парижа «было предложено оставить только верхнюю половину». Я не смог найти никаких других упоминаний об этом таинственном предложении, которое явно вписалось в динамику С-взрыва.

Невероятный гибрид башни, человека… еще две – женские, в туфельках на высоких каблуках. Фигура в шлеме, проявившая интерес к юному Тибо, похоже, воплотилась из изысканного трупа, созданного в 1927 году Андре Бретоном, Маном Рэем, Максом Морисом и Ивом Танги.

Неврастению, заражающую дом за домом. Я не нашел в трудах Селина какого-то конкретного источника для упомянутого манифа неврастении. Однако ощущение в целом, конечно, пронизывает его творческое наследие.

Энигмарель, фатоватый робот, сошедший со страниц выставочного буклета. Энигмарель был причудливой машиной с кудряшками и бессодержательной восковой улыбкой. Этот «Человек из стали», предположительно созданный американским изобретателем Фредериком Айрлендом в 1904 году и популярный в водевилях, очаровал сюрреалистов. Они обещали, что он будет присутствовать на их выставке 1938 года (этого не случилось). То, что, без сомнения, было подделкой в нашем мире, в Новом Париже стало реальностью.

Спящий кот. Двуногий кот воплотился из «Спящего кота», рисунка Нади. Неясно, опасно ли животное, скованное гирей на правой лапе и хвостом, привязанным веревкой к металлическому кольцу, которое, по словам Тибо, постоянно плывет над его головой, чуть позади, как немыслимый воздушный шарик.

Полынные луга, гладкие альпийские пейзажи, похожие на провисающие складки ткани. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять из его описания и странных названий районов, что «полынные луга» – это места, где география была преобразована в соответствии с некоторыми картинами Кей Сейдж, изображающими застывшие, искривленные, подернутые меланхоличными волнами скалистые образования.

Под одним из фонарей – ночь. Этот изолированный аванпост манифовой ночи с его уличным фонарем, безусловно, рожден из серии картин Магритта «Империя света» (1953–1954).

Жак Эроль поджег черную цепь. В нашем мире это случилось в мае 1944 года – журнал «Informations surréalistes» вышел с обложкой Жака Эроля, на которой было простое, но броское изображение полыхающей цепи.

За ним наблюдает видение глазами мармозетки. Тибо не упомянул об источнике образа когтистого зверя, и я даже не пытался отследить его. Но во время совсем других исследований я наткнулся на рисунок Валентины Гюго «Сон 21 декабря 1929 года», и стало ясно,