В фойе нас встретил Блумберг. Я почти забыл, какой он огромный. Блумберг двинулся нам навстречу, словно медведь, так что полы пиджака заколыхались вокруг живота. Загорелый, в голубой рубашке и дорогом костюме, с зачесанными назад волосами, завивавшимися на затылке.
– Ульрика! – произнес он, но шагнул ко мне и пожал руку, прежде чем обнять мою жену.
– Микаэль, объясни мне, что происходит?
– Спокойствие, – ответил он. – Мы только что завершили допрос – этот кошмар скоро закончится. Полиция приняла очень поспешное решение.
Ульрика тяжело вздохнула.
– Одна молодая женщина указала на Стеллу, – продолжал Блумберг.
– Указала?
– Вы, наверное, слышали, что на детской площадке на Пилегатан нашли тело?
– Что Стелла могла там делать? На Пилегатан? – спросил я. – Это недоразумение.
– Именно так и обстоит дело. Но эта девушка живет в том же доме, что и убитый мужчина, и она утверждает, что видела там Стеллу вчера вечером. Говорит, что узнала ее – видела в магазине «H & M». Похоже, это единственное, что следователи имеют против нее.
– Какое-то безумие. Неужели человека можно задержать на таких зыбких основаниях?
Я подумал о вчерашнем вечере, силясь вспомнить детали. Как я лежал без сна и ждал Стеллу, как она наконец вернулась домой и принимала душ, прежде чем проскользнуть в свою комнату.
– Она задержана? – спросила Ульрика.
– А в чем разница? – спросил я.
– Полиция имеет право задержать человека, но для ареста требуется санкция прокурора, – ответил Блумберг. – Следователь переговорит с дежурным прокурором, и потом Стеллу отпустят. Уверяю вас. Все это лишь досадная ошибка.
Голос его звучал слишком уверенно, таким я его и помнил, и это очень тревожило меня. Адвокат, лишенный сомнений, скорее всего, не проявит должного усердия.
– Но почему они так поторопились ее задержать? – спросил я. – Если у них против нее больше ничего нет?
– Тут дело щекотливое, – вздохнул Блумберг. – Полиция хочет показать свою расторопность. Убитый-то не кто попало. – Повернувшись к Ульрике, он понизил голос: – Это Кристофер Ольсен. Сын Маргареты.
Ульрика охнула:
– Сын Мар… Маргареты?
– Кто такая Маргарета? – спросил я.
Ульрика даже не взглянула в мою сторону.
– Убитого звали Кристофер Ольсен, – сказал Блумберг. – Его мать зовут Маргарета Ольсен, она профессор в области уголовного права.
Профессор? Я пожал плечами:
– Какое это имеет значение?
– Маргарета – живой классик юриспруденции, – продолжал Блумберг. – Сын тоже сделал себе имя. Успешный бизнесмен, владелец недвижимости, заседавший в правлении нескольких компаний.
– Но ведь это не играет никакой роли? – спросил я с нарастающим раздражением.
Между тем мне вспомнились мои собственные слова. Такое случается только с алкоголиками и наркоманами. Конечно, это было утверждение, построенное на предрассудках, но также на эмпирическом опыте и статистике. Иногда приходится закрывать глаза на исключения, чтобы не сойти с ума.
– Вообще-то, это не должно играть никакой роли, – произнес Блумберг, однако между строк читалось, что это все же играет роль и он вовсе не находит это странным.
– Сын Маргареты Ольсен, – задумчиво произнесла Ульрика. – Сколько же ему… было лет?
– Кажется, тридцать два. Или тридцать три. Смертельный удар, нанесенный колющим предметом. Полиция пока не разглашает детали. Во время допроса они очень интересовались, что делала Стелла вчера вечером и ночью.
– Когда его убили? – спросила Ульрика.
– Точно не известно, но свидетели слышали крики и шум около часу ночи. Вы слышали, как Стелла пришла домой?
Ульрика обернулась ко мне, и я кивнул.
Я вспомнил, как лежал и ворочался в кровати, не в силах заснуть. Вспомнил эсэмэску, которую послал, не получив ответа. Выходит, моя тревога была оправданной. Вспомнилось, как Стелла пришла домой, как возилась в ванной и постирочной. Сколько было времени?
– Должен найтись кто-то, кто обеспечит ей алиби, – сказал я.
Ульрика с Блумбергом дружно посмотрели на меня.
12
Микаэль Блумберг предложил подвезти нас домой на своей огромной машине. Летний вечер оказался очень теплым, по улицам города прогуливались люди, словно бы ничего и не случилось. Владельцы собак и молодежь, возвращающаяся с вечеринок, люди, идущие домой, или из дома, или куда глаза глядят, работники ночных смен и страдающие бессонницей. Повседневная жизнь продолжалась, невзирая на то что вся наша жизнь висела на волоске.
Когда мы подъехали к дому, Блумберг спросил, может ли еще что-нибудь для нас сделать. Он готов остаться и побыть с нами.
– В этом нет нужды, – заверил я его.
Ульрика стояла у машины, разговаривая с ним, я же поспешил в ванную. Меня прошибал пот, во рту пересохло. Я выпил воды из-под крана и обмыл лоб.
Когда я вышел в кухню, было далеко за полночь. Ульрика сидела, обхватив голову руками. Несмотря на поздний час и мои возражения, она начала обзванивать своих знакомых в полиции, журналистов и юристов – всех, кто мог чем-то помочь. Я сидел напротив, выискивая в Сети информацию о событиях на Пилегатан, Кристофере Ольсене и его маме-профессоре.
Прошел целый час, и я уже не мог усидеть на месте:
– Почему нет никаких новостей? Сколько времени все это занимает?
– Я позвоню Микаэлю, – сказала Ульрика и поднялась.
Заскрипела лестница, я услышал, как Ульрика закрыла дверь в свой кабинет. Тревожные мысли бередили мне мозг, страх расползался под кожей тысячей мурашек.
Я бессмысленно бродил по кухне, вышел в прихожую и зашел обратно. Телефон я держал в руке, когда он вдруг зазвонил.
– Это Амина.
Она всхлипнула и откашлялась.
– Амина? Что-нибудь случилось?
– Прости, – прошептала она. – Я соврала.
Так я и думал. В пятницу она вовсе не встречалась со Стеллой. Они договаривались, но встреча не состоялась.
– Я совершенно растерялась, когда вы с Ульрикой спросили меня, – проговорила она. – Я взяла и солгала ради Стеллы. Я подумала, что вдруг что-то… Хотела сперва спросить у нее.
Я понимал ее. Что тут такого? Маленькая ложь во спасение.
– Но должен же быть кто-то другой, кто подтвердит ее алиби! – в отчаянии воскликнула Амина. – Это просто бред!
И в самом деле, какой-то сюрреализм. Вместе с тем происходящее обретало все более и более реальные черты. Перед глазами рисовалась картина – моя дочь в холодной грязной камере, куда сажают убийц и насильников.
Ульрика почти бегом спустилась по лестнице:
– Прокурор дал санкцию на арест Стеллы.
– Дал санкцию?
Сердце стучало. Пот выступил на лбу.
– Ее будут держать под арестом.
– Как это возможно? Ведь никаких доказательств нет!
– Вероятно, это связано со следственными действиями. Полиция хочет что-то проверить, прежде чем отпустить ее.
– Типа алиби? – спросил я.
– Например.
Я понятия не имел, что делать. Тело протестовало. Я мог усидеть на месте не больше минуты, потом вставал и ходил кругами по дому. Словно зомби я бродил по комнатам, выходил наружу и в одних носках нарезал круги вокруг дома.
Когда из-за горизонта показались первые осторожные лучи солнца, мы по-прежнему ничего не знали. Я влил в себя столько кофе, что живот тревожно урчал, а мозг туманился от недосыпа.
Наконец позвонил Блумберг. Стоя напротив Ульрики в кухне, я
