13

Будущее всегда светлое, но порой оно ослепляет, как зимнее солнце сквозь утренний туман. Никакой тревоги, хотя и приходилось идти вперед нехожеными путями. Помню Стеллу с молочными зубами и двумя хвостиками. Как она отказывалась засыпать одна после того, как прочла книжку про привидение по имени Лабан. Помню, как провожал ее в садик – каждый день, год за годом. Ее взгляд за окном, когда она все махала и махала мне. Моя малышка, которую дразнили в садике мальчишки – они обзывали ее Христовой говнючкой, и она рыдала, уткнувшись в подушку, хотела бросить все на свете и уехать за тысячу миль. А я, несколько лет работавший пастором в тюрьме, имевший опыт общения с убийцами и насильниками, прошедший тренинг по стрессоустойчивости, разъярился настолько, что схватил одного из обидчиков за плечо и пригрозил ему неприятными последствиями.

Помню, как нас пригласили на беседу в садик, когда Стелле было пять лет. На самом деле была очередь Ульрики, но так получилось, что в то утро я тоже оказался свободен и решил пойти с ней. Мы сидели в зале для совещаний сотрудников, а дети играли под окном.

– Лучше опустим шторы, – сказала воспитательница и перегнулась через стол.

Ее было около сорока – седые волоски в челке и потрясающая способность мгновенно переключаться с самого безмятежного выражения лица и напевности в голосе на суровую мимику и отрывистые приказания. Вероятно, это необходимо при такой работе.

– Вам у нас понравилось? – спросила она, когда мы уселись.

Мы с Ульрикой посмотрели друг на друга и кивнули. Нам казалось, что все хорошо.

Воспитательница, которую звали Ингрид, рассказала нам обо всех развивающих играх и занятиях, которым они посвящали время в течение осени и зимы. У нее была папочка с рисунками Стеллы и ее фотографии, когда она играла на площадке, стояла вместе с другими на экскурсии или сидела на полу. Мы с Ульрикой смотрели, улыбались и кивали. Нас не покидало ощущение, что мы ждем чего-то другого, словно все это лишь вступление, разбег, чтобы Ингрид могла собраться с мыслями для основного разговора.

Повисла небольшая пауза. Ингрид рассеянно перелистывала свои бумаги, глядя в одну точку.

– Некоторые родители выказывают тревогу, – сказала она, не глядя на нас. – Иногда Стелла склонна доминировать, и… она легко может рассердиться… если что-то не по ней.

Естественно, мы об этом знали, хотя и надеялись, что в садике это не так заметно, как дома. А тот факт, что другие родители высказывались по поводу моего ребенка, мне показался неприятным и провокационным.

– Неужели все так плохо? Ей ведь всего лишь пять лет.

Ингрид кивнула.

– Несколько родителей обратились к заведующей, – сказала она. – Важно, чтобы Стелле помогли справиться с этим как в садике, так и дома.

– А в чем дело? И что это за родители? – спросила Ульрика.

– Вы не могли бы уточнить? – попросил я. – Что Стелла делает не так?

Ингрид снова перелистала бумажки.

– В ролевых играх, например, когда дети играют, Стелла всегда стремится решать все за всех.

Ульрика пожала плечами:

– Иногда хорошо, что кто-то берет на себя роль лидера, не так ли?

– Я знаю, что Стелла может показаться напористой, – сказал я. – Вопрос в том, нужно ли с этим бороться. Как сказала Ульрика, полезно иметь лидерские качества – наша дочь энергична и настойчива.

Ингрид нервно почесала правую бровь:

– На прошлой неделе Стелла сказала, что она как Бог. Остальные дети должны ей подчиняться, потому что она как Бог, а Бог все решает.

Взгляд Ульрики чуть не прожег мне бок. Стелла не раз бывала со мной в церкви, интересовалась моей работой и уже задавала экзистенциальные вопросы, но я никогда не предложил бы ей готовые решения и ответы. Всемогущество Бога – та тема, которую я не затрагивал в присутствии дочери.

– Мы поговорим со Стеллой, – кратко ответил я.

Когда мы сидели в машине по пути домой, Ульрика решительно выключила радио.

– Просто невероятно, что` люди думают по поводу чужих детей!

– Не стоит волноваться, – ответил я и снова включил музыку. – Ей всего лишь пять лет.

Тогда я и понятия не имел, как быстро пролетит время.

14

Воскресным утром я сидел в помещении для допросов со спартанской мебелью и ожидал, когда мною займутся. Мне дали чашку крепкого кофе, минуты тянулись медленно и мучительно, у меня чесалось во всех местах сразу. Комиссара криминальной полиции, наконец прибывшего для допроса, звали Агнес Телин. В ее глазах я прочел сочувствие. Она начала с того, что прекрасно понимает, что я испытываю, – у нее самой два сына в возрасте Стеллы.

– Понимаю, что вы напуганы и расстроены.

– Я бы так не сказал.

Более всего я ощущал гнев. Это звучит странно – во всяком случае, теперь, но, по всей видимости, я находился на стадии шока. Подавив страх и скорбь, я сосредоточился на вопросах выживания – выживания моей семьи. Я должен вывести всех нас из этой ситуации.

– Что вы ищете? – спросил я.

– Вы о чем?

– Ваш обыск. Куча полицейских, которые в данный момент роются в моем доме.

Комиссар криминальной полиции Телин кивнула:

– Мы ищем вещественные доказательства. Это может быть все, что угодно. Возможно, мы найдем что-то, что говорит в пользу Стеллы, подтверждает ее рассказ. Или же мы ничего не найдем. Мы стараемся выяснить, что же произошло.

– Стелла не имеет ко всему этому никакого отношения, – заявил я.

Агнес Телин кивнула:

– Давайте по порядку. Можно попросить вас начать с того, что вы делали в пятницу?

– Весь день провел в церкви.

– В церкви?

У нее это прозвучало так, будто церковь – последнее место на земле, куда бы она сама отправилась.

– Я пастор, – пояснил я.

Несколько мгновений Агнес Телин смотрела на меня с открытым ртом, потом взяла себя в руки и принялась усердно перелистывать свои бумаги.

– Стало быть, вы… работали?

– Во второй половине дня у меня были похороны.

– Похороны, хорошо. – Она что-то записала в блокноте. –