«Да он издевается, – подумал Евгений. – И что мне на это ответить: спасибо, мол, как приятно это слышать? Бред какой-то».
Не зная, как именно правильно реагировать, он так ничего и не сказал.
– А я ведь тебя ждал, – продолжил учитель.
– Вот, я пришел.
– Ждал тебя.
– Я слушаю.
– Почему ты думаешь, что у меня есть что тебе сказать?
– Ну раз ждали.
– Ждал.
Евгений насторожился еще больше.
– Ждал. Соскучился по тебе. Давно не видел. Ты меня совсем забыл, не заглядываешь, – посетовал Бог.
– Да все как-то не приходилось, занят был.
– И чем же таким важным ты занимаешься?
– Я?
– Ты.
– Я…
– Ты… – передразнил Бог с той же восходящей задумчивой интонацией.
– Я работал.
– И кем же ты работаешь?
– Грузчиком в магазине.
Брови Бога поползли кверху, придав его прекрасному лицу чертовщинки.
– С таким номером, как у тебя, ты должен работать в министерстве.
– Мне больше по сердцу физический труд.
– Что ж, твоя воля, твоя воля.
Он опять замолчал и изучающе смотрел на собеседника. Под этим взглядом хотелось ерзать и искать более удобное положение для ног, но Евгений не пошевелился.
– Магазин-то твой возле рынка? – спросил вдруг Бог.
– Да.
– То-то мне докладывают, что ты туда зачастил.
Теперь была очередь бровям Евгения ползти вверх.
– Докладывают? – переспросил он. – Вы хотите сказать, что за мной следят?
– Боже упаси! – притворно обиделся Бог, в устах которого употребленное выражение было явной тавтологией. – Как можно следить! Мы же совершенно доверяем друг другу, не так ли?
– Так.
– А то, что мне докладывают, – это лишь результат случайных совпадений. Человек ты заметный. Наших людей по городу много гуляет. Встречаетесь. Случайно.
– Я понимаю.
Глаза Бога сверкнули, и он вдруг перестал казаться прямодушным и своим.
– А вот что не случайно, – сказал он с ударением на отрицательной частице, – так это сведения, полученные от твоих родных.
У Евгения вдруг резко пересохло в горле. И может, вследствие этой психосоматической реакции, а может и вследствие простого упрямства, но он так и не задал ожидаемого от него вопроса.
Бог подождал несколько мгновений и еще менее стал похож на гостеприимного хозяина.
– Никто на тебя напрямую не жаловался. Но твоя сестра во время проверки на полиграфе выразила сомнение в твоей вере и в твоей поддержке правительству. И это вызывает у меня беспокойство. Сам понимаешь, по-родственному… Ты же мой самый близкий ученик.
Слово «по-родственному», услышанное Евгением, проникло в мозг и заставило сердце забиться в два раза чаще.
«Знает или не знает? – думал он, вглядываясь в лицо отца. – Специально он это сказал или случайно получилось?»
Быть сыном такого человека в этот момент казалось невыносимым. Если, конечно, предположение Кирочки справедливо. Но оно ведь справедливо и не может быть иным.
Евгению ужасно хотелось заорать на своего собеседника, даже, может быть, ударить его, чтобы выбить из этого человека ощущение незыблемого превосходства и неподотчетности никому и ничему.
«Он реально мнит себя богом, – думал Евгений. – А я его сын. Один из, быть может, многочисленных его детей. Ему я обязан жизнью. Всем тем, что у меня есть. Но могу испытывать к нему только ненависть».
А ведь совсем недавно он его боготворил – как же все изменилось в последнее время!
– Кстати, как самочувствие твоей сестры?
– Все… Все в порядке.
– Что ж, славно, – Бог прищурился.
Он не знал, что она родила от него. Если бы знал, забрал бы ребенка. Но с другой стороны, он смотрел сейчас так, как будто бы знал. Или, по крайней мере, догадывался.
«Не проболтаться, – велел себе Евгений. – От меня он ничего не услышит».
– И родителей твоих жалко, – продолжил Бог. – Они были у меня. Говорили, что ты утратил ориентиры и мечешься в темноте.
Вот еще одно болезненное слово – «темнота». Не оттуда ли целитель извлек сидящего напротив? Не туда ли его погрузил на целых двадцать шесть лет?
Евгений молчал.
– Так я тебе вот что скажу, сынок! – с нарочитым отеческим снисхождением сказал Бог.
И слово «сынок» в его устах опять полоснуло Евгения острым лезвием иронии.
– Что? – спросил он с неожиданным вызовом в голосе.
– А то, что ты мне всегда нравился. И продолжаешь нравиться. Но, как мы знаем из истории, даже боги не всесильны. Об этом нужно помнить.
Что означает эта скрытая угроза?
Что учитель пока еще покровительствует непокорному ученику, но может и перестать?
Что он готовит ему ловушку?
Что это просто очередная игра в кошки-мышки?
Что он хочет помериться силами?
(Вздор, они ведь в совершенно разных весовых категориях.)
Что за ним на самом деле следят?
(А вот это очень даже может быть. И тогда: что делать с планом разоблачения? И что будет с Кирочкой, про которую им наверняка все известно?)
«Так знает он, что является моим отцом, или нет?»
Этот вопрос Евгений задавал себе, спускаясь по лестнице учительского дома. Завидев дверь спальни, содрогнулся – там была изнасилована его сестра.
Глава 5
Страна объявила войну сразу нескольким соседям.
Были, правда, у нее и союзники, чьи дружественные правительства всецело поддержали правящий в стране режим и ожидали бесспорной военной победы и дележа трофеев.
Часть примкнувших к коалиции стран была покорена личным обаянием чудотворца, явившего зрительским массам этих держав беспрецедентную целительную силу.
Посланник Небес оказался докой и в политике, так что в результате множественных переговоров при закрытых дверях будущая перекройка карты мира была предопределена.
В стране же с наступлением военного режима все стало еще строже.
Границы замкнулись окончательно.
Патриотизм возрос многократно.
И слежка граждан друг за другом, информаторские обращения в специальные кабинеты и по специальным телефонам тоже участились.
А в столичном метро завелся юродивый. Он переходил из вагона в вагон, путешествуя в любом произвольном направлении и пусть хаотично, но упорно отмечаясь на каждой существующей ветке, и производил в уме (при этом озвучивая процесс громким шепотом) сложные математические вычисления.
Предметом его вдохновения были номера перемещающихся в тех же вагонах граждан, с которыми он творил что хотел: складывал, вычитал, делил и умножал.
– Три тысячи восемьдесят пять умножить на восемьдесят тысяч четыреста двадцать шесть. Это получается двести сорок восемь миллионов сто четырнадцать тысяч двести десять. Теперь вычтем вас, гражданочка. Это, стало быть, двести сорок восемь миллионов сто четырнадцать тысяч двести десять минус сорок пять тысяч семьсот тринадцать. Получается двести сорок восемь миллионов шестьдесят восемь тысяч четыреста девяносто семь.
У юродивого появились фанаты, которые следовали за ним по пятам с карманными компьютерами, телефонами и калькуляторами и проверяли правильность его результатов.
– Поразительно, – восхищались они. – Ни одной ошибки! Это не человек, а вычислительная машина.
Скоро сумасшедший математик вошел в моду и породил целое течение последователей, которые ухитрялись находить в полученных числах некий шифр, поток знамений и пророчеств.
– Он не случайно выбирает из толпы только определенные номера, – утверждали они. – Он интуитивно цепляет глазом значимые числа. Это предсказание. Это тайный мистический код.
Как ни странно, но многие подслушанные у юродивого числа начали воплощаться в реальности и обрастать мифами.
– Вчера, – брызгая слюной от восторга, делились его адепты друг с другом, – он произнес: «Двадцать четыре тысячи триста шестьдесят пять».
– И?!
– И
