– Последняя загадка дня: как называется коротколапое, мускулистое четвероногое сумчатое родом из Австралии? – К ее восторгу, класс растерялся. Слишком уж очевидно. – Вот вам еще подсказка. Нужно догадаться, пока не прозвенел звонок. Они какают кубиками! – Взрыв хохота, веселое отвращение к чуду кубических какашек. Эмер уперлась взглядом прямо в Эшию Водерз: – Эш, есть соображения, о каком звере я говорю? – Эшия покачала головой – впервые за весь день помалкивала. Вот же засранка маленькая. – Ну же, звонок сейчас прозвенит.
Эшия сдалась без улыбки, поверженная, подчиненная, не радостная:
– Вомбат. – Вздохнула, а затем объявила, давая Эмер понять, что не прогнется она, Эшия, ни под кого: – Фу-у-у, у них квадратные дырки в попе! – Это произвело фурор. Эмер срежиссировала мгновение единства. Воссоединилась со своим врагом и добилась мига преображения.
Эмер собрала вещи и отправилась в кабинет к Сиду. Стоял прекрасный весенний день, и Эмер надеялась, что встреча будет краткой и удастся вернуться в город, прогуляться по парку и подумать. Может, позвонить Иззи.
Когда она вошла, Сид был за столом. Поднявшись со стула, он остался той же высоты.
– Ну, на Западном фронте без перемен, – произнес он, жестом приглашая Эмер сесть. – Приятно поболтал с Мамой Водерз и кошмарными Шварц-Силберменами. Вы в курсе, что эти священные стены наблюдают уже третьего Шварц-Силбермена – как наблюдают они многие-многие неусвоенные трапезы? На количество детей в этой стране нужно наложить ограничения. Как в Китае. Ему приходится ее трахать, лишь бы заткнулась.
– Иисусе, Сидни.
– Что?
– Я вас люблю.
– Как бы то ни было. Думаю, нам вновь удалось уклониться от говнопули.
– Слава богу.
– Если угодно. Но тут скорее моя заслуга, а не божья.
– Слава вам, Сидни.
Сидни захлопнул дверь в кабинет.
– Как оно сегодня?
– Гладко. Хорошо. Как ни в чем не бывало.
– Ну так ни в чем и не бывало.
– Не совсем. Я напортачила, Сид. Не следовало бы.
– Может, и так, а может, и нет.
– Мне виднее.
– Нам всем виднее, Эмер, но мы же люди – большинство, по крайней мере, – и мы порем херню, выходим из берегов, творим всякое. Как нам понять, каков наш характер, если не выходить за его пределы и не оглядывать его со стороны время от времени?
– Это, в общем, мило.
– А может, даже и правда. Желаете, приведу примеры, как я вел себя “нехарактерно”? Преимущественно в 1970-е, имейте в виду.
– Нет, спасибо.
– Хороший ответ. Давайте соблюдать границы, верно? Приберегу для мемуаров. Предварительно названных “Больше путан, чем сутан”[167].
– И как это вы не в тюрьме?
Сидни частенько бывал пошлым, но не настолько же. Будто пытался зачистить психическое пространство в этом кабинете. Эмер ощутила в этом условие безопасности. Сидни продолжил:
– Ну, нет вреда – нет кары. Думаю, все обошлось. Уверенным быть не могу. Эти дела, они как зомби, лежат себе дремлют, мертвые, а в один прекрасный день Джордж Ромеро опять в городе.
– “Ночь живых мертвецов”?
– Точно. – Сидни направился к двери, собираясь завершить встречу, но Эмер, воодушевленная “исповедью” Сидни, почувствовала, что тоже имеет право исповедаться.
– Есть еще кое-что, – проговорила она.
– М?.. – откликнулся Сидни и вернулся за стол.
– Это ужасно.
– Что-то с вашим отцом?
– Нет-нет-нет… кое-что неожиданное, немыслимое… У меня в голове не умещается, как я в этом положении оказалась.
– Меня это касается, Эмер? Мне можно не сообщать, если не хочется.
– Это вас касается, к сожалению, да.
– Тогда, значит, лучше все выложить.
– Вы вне школы меня не знаете, но я скучная. У меня постоянного парня не было много лет. Моя жизнь – здесь, в школе, и еще с отцом, и все.
– Так.
– Последние пару месяцев в поезде на работу я стала замечать мужчину, и у меня к нему возникло эдакое сильное притяжение – связь.
– Ничего, если я себе выпить налью?
– Пожалуйста.
– А вам?
– Может, через минутку. Дайте мне рассказать только.
– Вперед. – Он налил себе стаканчик “Бушмиллз”.
– Так вот, однажды поздно вечером я была в Чайна-тауне.
– Что вы делали в Чайна-тауне?
– Неважно. В общем, появился он. И мы болтали, и целовались, и больше того.
– Вроде приятная история.
– Нет, не приятная.
– Нет?
– Можно мне теперь выпить? – попросила она. Сидни вручил ей стакан. – Так вот, вчера вечером посреди встречи – второй встречи…
– С Водерзами.
– Да, отец опоздал – и вот он входит…
Эмер подвесила эту реплику. Поначалу Сидни ждал окончания фразы с видом довольно невыразительного предвкушения. А затем до него вдруг дошло, и рот его медленно открылся.
– Нет.
– Да.
– Нет.
– Это был он.
– Ебать-колотить.
– Ага.
– Эмер!
– Этого больше не повторится.
– Вы не знали?
– Нет!
– Вы раньше не встречались?
– Я почти уверена, что нет.
– Почти уверены?
– Если встречались, я этого не помнила. В этом уверена.
– Бля.
– Ага.
– Он знал?
– Не знаю. Вряд ли.
– Она знает?
– Вряд ли. Нет.
– Бля, бля, бля. Никто не знает?
– Нет – насколько мне известно.
– Бля, бля, бля.
Сидни потер рот ладонью, будто пытаясь вылепить остальные слова – как скульптор из бесформенной глины. Покачал головой. Несколько раз вскинул брови, вроде собираясь заговорить, но не мог. Наконец вымолвил:
– Это. Ситуация.
– Да. Что мне надо делать?
– А что вам надо делать?
– Прошу вас, помогите мне.
– Вам нельзя больше видеться.
– Нет? В смысле – нет!
– Нет! Теперь это как жить при вулкане. Неизвестно, когда он рванет, – если рванет вообще. Или как при бомбе – при вулкане или бомбе.
– А разница в чем?
– Вулкан в руце Божьей. Бомба же создана и заложена человеком.
– Думаете, это было подстроено?
– Понятия не имею.
– С какой целью?
– Без понятия. Возможно, с целью, о которой мы пока не знаем.
– Как мне ужасно.
– Понимаю вас в этом, Эмер, и то, как вы мне рассказываете эту историю, – если вы невинны, какой себя изображаете и во что я верю, – тогда это все божественное совпадение. И я вам верю. Верю и благодарю вас, что пришли ко мне.
– Спасибо.
– Хотите совет?
– Прошу вас.
Сидни миг-другой выбирал выражения.
– Думаю, не стоит будить лихо. Уверен, этот парень не станет спешить к жене с признаниями в своих интрижках.
– Не к жене, судя по всему.
– Да неважно. Семантика это все. С признаниями в интрижках с училкой ребенка.
– Она ему не биологическая дочь.
– Эмер.
– Простите.
– Может, пронесет.
– Меня?
– Если же говно все-таки попадет на вентилятор, Эмер, мне придется умыть руки. Я буду отрицать сам факт этого разговора. Буду врать – и назову лгуньей вас, в лицо. Вы меня не узна́ете… и люди поверят мне, а не вам.
– Понимаю.
– Еще кто-нибудь знает? Иззи?
– Иззи знает. Конечно. Она знает, что у меня было с парнем, но не знает, кто́ этот парень.
– Ну, рекомендую вам больше ничего Иззи не говорить – не говорить ей, что́ вы об этом шмуке узнали. И Иззи нельзя знать, что я в курсе. О чем бы то ни было. С этим все ясно? Я вас обеих уволю, но сам не уйду.
– Понятно.
– Не звоните этому человеку. Не устраивайте встреч с ним, даже чтобы сказать, что все кончено.
– А если он сам попытается выйти со мной на связь?
– Вы
