Эмер глянула вверх, пытаясь обнаружить взрослую птицу в гнезде, и задумалась, как ей помочь – этой аватаре юрского периода. Не наперекор ли природе этот жест сострадания?
Протянула руку – посмотреть, как “она” отреагирует (найденыша Эмер мысленно именовала “она”, хотя понятия не имела, какого эта птица пола), но ее остановило, не дав прикоснуться, заемное знание (тут Эмер задумалась, какая часть ее городского знания – особенно о живой природе – заемная, и вообще до чего призрачны наши двоюродные соображения о том, что, как нам кажется, мы знаем…), что, быть может, некоторые животные отвергают соплеменников, учуяв от них человечий запах.
Так уж ли боятся и ненавидят нас теперь в мире природы? – задалась она вопросом. Возможно, – и, возможно, не без причины, поскольку мы, люди, – боги разрушения, мы Шива, сокрушители миров, податели смерти и уничтожения, где б ни появлялись, думала она, глядя в крону дерева, не заметно ли там тревоги или же любви. Человек. Злое это чело, и век его злой. Человечица. Не волчица. Не рушить пришла она. Эмер решительно взяла в ладонь птенца, осторожно опустила, словно ловкий вор, в карман куртки и заспешила домой.
Птичка Ням-Ням
Эмер устремилась домой со всей возможной прытью, но так, чтобы не помять птицу в кармане. Устроила в большой салатнице самодельное гнездо из старых кухонных полотенец и мелко нарезанной бумаги. Опорожнила и помыла флакончик из-под “Визина”, заполнила его молоком и выдавила каплю-другую в клюв птичке, но та, кажется, не проголодалась. Лежала на боку среди тряпок и дышала до того часто и поверхностно, что, думалось Эмер, долго в такой панике найденышу не протянуть. Она приложила кончик указательного пальца к птичьей грудке и ощутила едва заметный намек на заполошный пульс. Птица на доброту не откликалась никак, не сопротивлялась. Эмер прикрыла ее бумажным полотенцем, как укладывают спать ребенка.
Отправилась на кухню посмотреть, не найдется ли какой-нибудь твердой пищи, какая сгодится для птенца. Взяла несколько виноградин. Нашла миндаль и даже зачем-то семечки подсолнуха, порезала все это как можно мельче “кулинартом”[83], добавила молока, набрала получившуюся смесь на кончик ножа, размазала ее по маленькому кофейному блюдцу и устроилась рядом с птичкой. Зацепила немножко смеси пальцем и коснулась птичьего клюва. И опять ни принятия, ни сопротивления не встретила. Подумала, не погуглить ли какую-нибудь службу спасения дикой природы, но решила, что пока сама справится. Постановила именовать найденыша обтекаемо – Птичкой Ням-Ням, из почтения к бессмертному Питеру Селлерзу[84], тем самым надеясь, что удастся не привязаться.
Свернувшись рядом с салатницей на полу, Эмер принялась напевать песенку. Завела было версию Пятерки Джексонов “Рок-н-дрозд”[85], но бросила, почти сразу сообразив, что слишком уж она неприятная и даже обидная, поскольку найденыш дроздом, со всей очевидностью, не был. Взялась за уку и изобразила битловскую “Чернушку”[86]. Слишком грустная. Перешла к куплету и припеву песни “Черное” “Пёрл Джема”, а затем непонятно с чего весело запела зверски акустическую версию “Без пощады” “Лед Зеппелин”. Неотвязная мелодия этой песни, затаенная угроза и бестолковые намеки на скандинавскую мифологию этим дождливым вечером показались уместными.
Эмер так и заснула на несколько часов, и ей вновь приснились и карлик, и ее парень, которого звали Кон, как она теперь вспомнила. В уме возник отчетливый образ Кона, и Эмер нисколько не сомневалась, что с этим человеком она не знакома. Во сне она увидела и отца, молодого, красивого, в полном расцвете сил.
Проснулась с совершенно затекшей шеей. Отправилась на кухню, поела там винограда, закинулась миндалем и подсолнечными семечками. Осознала, что не ужинала. Похлебала молока. Прилегла рядом с птицей и поспала еще немного, проснулась. Карлик и мужчина по имени Кон. Казалось, этот сон теперь крутится у нее в голове беспрестанно, и когда б ни засыпала Эмер, она тут же оказывалась в той же грёзе, словно жила две жизни, сознательную и сновидческую, их будто показывали в раздельных кинозалах у нее в голове, сеансы накладывались – но не экраны.
В 2:50 пополуночи Эмер присела рядом с птичкой – проверить, как она, и та вроде бы тянула шею вперед и вверх, судорожно, словно звала родителя на кормежку. Эмер ощутила первобытный нутряной толчок, подавила его, но следом сунула два пальца себе в глотку и быстро срыгнула в ладонь. Удивляясь собственным повадкам, протянула птенцу раскрытую руку с полупереваренной смесью молока, семечек и желчи; черные глаза сморгнули. Птица глядела, склонив голову, то на Эмер, то на жижу, то на Эмер, то на жижу, а затем потянулась вперед и принялась – о чудо! – макать в ладонь клюв. Мир вокруг Эмер расплылся и прояснился, набрякла и упала ей на руку ее же слеза. Птичка употребила и слезу.
Корвец
Утром Эмер еще раз пожевала и отрыгнула для Птички Ням-Ням, все время думая, что обо всем этом она Иззи не скажет ни за какие коврижки, засмеет же. “Зато я хоть не кошатница”. За кофе Эмер погуглила дроздов, ворон и воронов – оценить шансы на одомашнивание и выживание, разведать, как их лечить и так далее. Судя по описаниям, птица все же была вороной, вороненком, Corvus из семейства Corvidae. Оказалось, что вороны всеядны. Через месяц после рождения они уже способны покинуть гнездо, хотя родители кормят их до полутора месяцев. Стало быть, Птичка Ням-Ням – ворон[87] не старше полутора месяцев от роду, поселившийся в квартире в Верхнем Вест-Сайде. Повезло ему или нет, еще предстояло выяснить.
Учительница во всем, Эмер пришла в восторг от латинизированной поэзии классификатора: царство Animalia, подцарство Bilateria, инфрацарство Deuterostomia. Что за хрень такая – инфрацарство? Тип Chordata, подтип Vertebrata, инфратип Gnathostomata, класс Aves, порядок Passeriformes, семейство Corvidae, род Corvus[88]. Во. Ну что, по крайней мере знаем, кто мы. Она обратилась к птице:
– Привет, корвус брахиринхос[89], я хомо сапиенс, у нас с тобой общее царство – анималия, а также одно подцарство – билатерия, подтип вертебрата, что очевидно, и инфратип гнатостомата, что любопытно, – и я понятия не имею, что это значит. Не волнуйся, зачет сдавать не придется. – Она перепроверила и переперепроверила, что все окна закрыты, но все равно задумалась, не купить ли клетку. – На этом с наукой пока все. Я к тому, что у нас с тобой много общего, много на что можно опираться. Убилатерусь-ка я отсюда, увидимся после уроков. Буду звать тебя Корвусом, поскольку ты он и есть, и это
