На Степу вдруг нахлынул прилив храбрости, и, ухватив под локоть, он потянул меня через узкий переход в маленькую дядину спальню.
На стыке зала и коридора паркет вдруг негромко скрипнул под нашими шагами.
Характерно… - вспомнила я.
Степина рука дрогнула, но, преодолев страх, он потащил меня дальше.
Короткая мысль пробежала в голове за мгновение до того, как ступить в дальнюю комнату.
Зачем я ввязалась во все это?!
Но не успела я принять ее или отбросить, как очутилась на пороге спальни, и, озаренная голубоватым светом, она предстала перед моими глазами.
На миг мне показалось, что передо мной моя собственная комната, и дыхание застыло где-то внутри, но, присмотревшись, я увидела письменный стол у окна, под ним урну с белеющим мятым листом, и облегченно вздохнула.
Это комната Бориса Тимофеевича, и в ней никого нет.
Я уже хотела развернуться и пойти обратно, как вдруг в ухо ворвался срывающийся шепот.
- Смотри, ручка!
Я взглянула на стол и сразу поняла, что хотел сказать племянник.
Ручка, которую Степа на моих глазах поставил на полку, в стакан для карандашей, вдруг, словно из воздуха, возникла над столом и легонько хлопнулась на него. В тот же миг огненная молния страха промчалась где-то внизу живота.
Я невольно вцепилась в крепкую влажную ладонь парня.
- Пойдем… - произнесла я не своим голосом, не отрывая взгляда от ручки, лежащей теперь на столе темной продолговатой тенью.
Через мгновение мы в три прыжка очутились в кровати и, трясясь, как мокрые котята, прижались друг к другу.
А за окном по-прежнему сияла луна, похожая на фарфоровую суповую тарелку с нарисованными на ней глазами, ртом и носом.
Остановившимся взглядом я смотрела на нее, и вдруг мне почудилось, что луна растянула рот в жуткой ухмылке.
Резко выдернув свою руку из Степиной, я нырнула под тонкое, пахнущее старьем, одеяло.
- Там еще тетрадь была… - глухо произнес парень.
Я ничего не ответила. Жуть сковала мой голос, и он спрятался где-то в коленных чашечках.
Степа, молча посидев минут пять у меня в ногах, наконец, медленно переполз на свою постель.
Я вытянула ноги на освободившееся пространство.
В голове ворочались какие-то обрывочные мысли.
Не помню, как и когда я уснула.
Глава шестая
Утром, где-то около десяти, меня разбудил бодрый голос Степана.
- Даша! Завтрак подан!
Я открыла глаза и увидела, что он стоит передо мной в шортах и майке, а в руках его вибрирует поднос с чашечкой кофе и горкой сухого печенья.
Видел бы эту картинку мой отец!
Несмотря на пережитое ночью, я нашла в себе силы усмехнуться.
- Поставь на стол и отвернись, - приказала я, вылезая из-под одеяла и облачаясь в халат.
И, словно готовясь к допросу сурового родителя, если Андромеда Николаевна – соседка Бориса Тимофеевича – доложит ему о моих похождениях, поинтересовалась. - Сколько тебе лет?
- Восемнадцать, - ответил Степан, подумав.
- Можешь поворачиваться, - разрешила я, надкусывая печенье, и повторила, как будто не расслышав, - так сколько, если без мании величия?
Степа повернулся и тоже взял с подноса печенье.
- Ну, семнадцать… - нехотя сообщил он и после паузы добавил, - будет в августе…
А мне через две недели стукнет девятнадцать.
И в самом лучшем случае папа философски заключит, что разница в два года имеет значение только в юности…
А в самом худшем…
Худшее я даже не решалась себе представить.
Может быть, вчера Андромеда Николаевна не сканировала своим зрачком лестничную площадку?.. Ни днем, когда я явилась сюда после звонка педагога по музлитературе, ни вечером, когда пришла на ночлег с вещами? В это трудно поверить, но мало ли…
- А тебе сколько? – в свою очередь полюбопытствовал новый друг.
Мельком взглянув в зеркало на двери шифоньера, я честно ответила:
- Восемнадцать, почти девятнадцать.
Степа вдруг залился хохотом. Поднос в его руках задрожал мелким бесом.
- Поставь на стол, говорю! – рассердилась я, и, когда повеление было исполнено, уточнила, - чего ржешь-то?
- Не сочиняй! – продолжая заливисто смеяться, воскликнул рыжий черт. – Какие тебе девятнадцать!
Я холодно взглянула на него.
- И даже так не девятнадцать, - оценил эксперт, - небось, и восемнадцати нет?..
Мне снова не понравился его снисходительный тон.
И я отставила в сторону кофе, кстати, довольно гадкий.
- А ты готовить не умеешь, - ответила я выпадом на выпад, - выйди отсюда. Я ухожу.
Степа, пожав плечами, вышел. Я быстро переоделась и, пройдя мимо стоящего истуканом парня, бросила на ходу:
- Пока!
И выскочила из квартиры прямо в объятия Андромеды Николаевны с мусорным ведром в руке.
Глаза противной тетки округлились, но она попыталась спрятать изумление под масленой улыбкой.
- Дашенька!.. Доброе утро!..
- Доброе утро… - я метеором пронеслась на одиннадцатый этаж, заметив краем глаза, как из пакета предательски свесился рукав белой ночнушки.
Ну всё, теперь весь дом будет знать, где дочь адвоката Игоря Буранюка провела эту ночь.
Когда я прыгающим в руке от нетерпения ключом пыталась попасть в скважину, чтобы успеть исчезнуть до появления на этаже огромной Андромеды Николаевны, в квартире раздался пронзительный звонок телефона.
К счастью, я захлопнула дверь, когда на повороте лишь показались ее толстые ноги в широченных розовых шлепанцах, надетых на синие носки.
И бросилась к телефону.
- Даша?.. – радостно, но с оттенком грусти, спросила мама. - Ну как там у тебя дела?..
- Хорошо… - ответила я, слыша под дверью слоновье шарканье, и ушла с трубкой в комнату.
- А то папа интересуется – все ли в порядке?..
- Конечно, все в порядке, - бодро уверила я.
За исключеньем пустяка.
Умер Борис Тимофеевич, я ночую в его квартире с его несовершеннолетним племянником, и об этом знают все соседи; мой диплом под вопросом, так как я вторично не сдала последний экзамен…
А в остальном, прекрасная маркиза…
Поговорив с мамой на абстрактные темы, я в душе слегка посокрушалась о том, что поддалась жалости и из-за какой-то глупой детской солидарности провела ночь в квартире наверху.
Степа этого все равно не оценил, а моя репутация безнадежно подмочена, и еще неизвестно, как отнесется к новости, непременно переданной и отредактированной заботливыми соседями, мой строгий отец.
Задумавшись, я налила себе чаю и вышла на балкон.
Но, несмотря на то, что сегодняшняя ночевка явно была ошибкой, произошедшее в комнате умершего до сих пор не выходило из головы, и я опять словно наяву увидела, как в голубоватом лунном свете на узкий стол со стуком откуда-то падает длинная черная ручка…
«Там еще тетрадь была…» - всплыли в памяти слова Степы, и перед глазами предстало мутное белесое пятно в углу стола.
Зрение у меня не очень, но, судя по-всему, это и была увиденная
