— Раздобудь мне поесть. — приказал я ему. — и эля, И себе чего-нибудь тоже.

— Я покажу тебе, где найти еду, парень. — Беттик увидел замешательство Рорика.

— А где ты потерял глаз? — спросил я управляющего.

— В Восточной Англии, господин, В ужасной битве пару лет назад.

— Я ее пропустил.

Большую часть того времени, что Эдуард потратил на завоевание Восточной Англии, я провел в Честере.

— И очень жаль. — продолжал Беттик, Он умолк, но я вопросительно смотрел на него, и он пожал плечами. — Король выстроил нас перед рвом, господин, Датчане столкнули нас туда, и мы потеряли много хороших воинов.

— Перед рвом? Не за ним?

— Он решил, что это не позволит нам отступать.

— Когда-то я возлагал на него надежды. — угрюмо произнес я.

— В итоге он разбил тех датчан. — сказал Беттик, но слова не звучали как похвала. — Я покажу твоему парнишке, где найти поесть, господин.

Едва он ушел, я отстегнул пояс с мечом, стащил через голову кольчугу вместе с засаленной кожаной подкладкой, лег на кровать и уставился на грязную циновку, Я пытался представить лицо Стиорры и не мог, Я вспоминал ее жизнелюбие, улыбчивость и ум. Где теперь ее дети? Я крепко зажмурился, чтобы удержать слезы. Еще сильнее я сжал свой молот, так что заныли пальцы. Проклятие нанесло удар, но кончилось ли оно? Я зря потратил несколько недель жизни, пересек Британию, чтобы спасти того, кто не нуждался в спасении, потом гнался за врагом пол пути к Эофервику, только чтобы застрять в этом мерсийском бурге, где звон колокола созывает верующих на полуденную молитву, Я думал о Беббанбурге, где безбрежное море бьется о песчаный берег, где над большим домом дует ветер, где я должен сейчас быть.

— Приветствую, господин. — раздался чей-то голос.

Я не слышал шагов и вздрогнул, Я сел на постели, ища взглядом Вздох Змея, но тут же расслабился. Это оказалась Мус, известная также как Сунгифа, сестра Гомерь, вдова епископа, потаскушка и возмутительница спокойствия.

— Разве ты не должна сейчас быть на молитве? — язвительно поинтересовался я.

— Мы всегда молимся. — ответила она. — вея жизнь — молитва. Вот, господин. — она протянула мне что-то, завернутое в льняную ткань, Я развернул и обнаружил кусок кровяной колбасы. — А это вино лорда Осферта. — добавила Мус, опуская у моих ног флягу.

— Лорда Осферта?

— Он же сын короля, разве нет?

— Он бастард.

— Народ болтает, что и лорд Этельстан тоже бастард.

— Нет, Его родители были женаты, Я знаю священника, который их обвенчал.

Она протащила скамейку по полу и уселась напротив меня.

— В самом деле?

— Точно.

— Значит. — начала она, но засомневалась.

— Значит. — продолжил я. — он законный наследник отцовского трона.

— Но. — сказала она и опять запнулась.

— Но. — закончил я. — этот мелкий кусок дерьма Этельвирд имеет могущественного дядюшку.

— Ты про Этельхельма?

— Чья сестра стала женой Эдуарда.

— Но он отослал ее прочь. — сказала Мус. — и теперь у него новая женщина.

— Однако. — напомнил я. — у лорда Этельхельма четыре или пять сотен воинов, А у той новой женщины войска нет, только красивые сиськи. — Мус захихикала, а я нахмурился. — Тебе не следует над этим смеяться. Ты же монахиня.

— Разве я похожа на монахиню?

Она была в бледно-желтом льняном платье, а когда я рассмотрел получше, то увидел, что края платья расшиты голубыми цветами. Дорогое, решил я.

— Ты что, не монахиня?

— Я была лишь послушницей, господин.

— Послушница? Звучит как «прислуга».

— И меня выгнали. — печально сказала Мус. — Настоятельнице я не нравлюсь.

— И что. — начал я, но решил, что вопрос задавать незачем.

— Я прислуживаю в большом доме. — все же ответила она. — И я нравлюсь лорду Осферту. — Увидев выражение моего лица, она рассмеялась. — Он бы и хотел, господин, да боится своего Бога.

Я тоже рассмеялся.

— Мужчины глупы. Женщины делают их глупцами.

— В этом наше искусство. — улыбнулась она.

— У некоторых женщин — да. — сказал я. — Но жизнь несправедлива. Не все женщины привлекательны.

— Мне говорили, твоя дочь была красавицей.

Я улыбнулся. Отчего-то разговор с Мус о Стиорре не причинял боли.

— Да, Она была темноволосая и высокая, совсем не похожа на тебя. Суровая красота.

— Мне жаль, господин.

— Это рок, Мус, судьба. — Я отхлебнул из фляжки и нашел вино Осферта кислым. — Значит, теперь ты служанка?

— Я присматриваю за служанками на кухне и в главном зале. — сказала она. — и пришла попросить об одолжении.

— Проси. — кивнул я.

— К нам тут прибилась девчонка. По-моему, ты ее знал, Винфлед, У нее рыжие волосы.

— Белка. — произнес я.

Мус рассмеялась.

— Правда, похожа. Она и ее муж помогают на кухне.

— Он монах. — сказал я. — и нарушил обеты.

— Правда? — удивилась она.

— Жизни в молитве он предпочел Белкины сиськи.

— Немало монахов наслаждаются и тем, и другим. — равнодушно ответила Мус. — Я хочу, чтобы ты поговорил с Винфлед, господин.

— Я?

— Ты ведь знаешь, что с ней случилось?

— Ее изнасиловали.

— И не раз. — сказала Мус.

У внутренней двери появился Рорик, заметно смущенный присутствием Мус.

— У меня тут сыр и хлеб, господин. — запинаясь, произнес он. — и эль.

— Поставь на стол. — сказал я. — а потом ступай, помой Тинтрига. — Он медлил, глядя на Мус. — Ступай! — Он ушел. — Хочешь сыра? — спросил я Мус.

Она покачала головой.

— Это причинило ей боль, господин.

— Она не первая и не последняя.

— Она кричит по ночам.

— А брат Бедвульф не может ее успокоить?

— Он слаб, господин.

Я фыркнул в ответ.

— Значит, ты хочешь, чтобы я ее утешил?

— Нет. — В словах Мус ощущалась сила. Она выглядела такой красивой и утонченной, но в этом маленьком теле скрывалась основа из стали.

— Так чего же ты хочешь?

— Знаешь, что о тебе говорят?

Я усмехнулся.

— Что я старик. Называют меня Утредэрв — это значит Утред Нечестивый, называют убийцей священников, а еще называют Элдордеофол.

Последнее значило «предводитель демонов».

— А еще говорят, что ты добрый, щедрый и наказываешь насильников.

— Последнее из того, что ты перечислила — правда. — проворчал я.

— Ты даже своим воинам не позволяешь избивать собственных жен.

— Иногда позволяю.

Правда, нечасто, Я наблюдал, как отец бил мою мачеху, и это было не очень приятно. Что же до насилия — я видел, что сделали с дочерью Рагнара и с Хильдой, и мало какое преступление вызывало во мне больший гнев.

— Значит, говоришь, я добрый. — сказал я Мус.

— Нет, я о том, что Винфлед должна знать, что не все мужчины — насильники либо тряпки.

— И я сумею ее в этом убедить? — усомнился я.

— Ты Утред Беббанбургский. Тебя все боятся.

Я опять фыркнул.

— И ты тоже, Мус?

— Я трепещу перед тобой, господин. — улыбнулась она. — Так ты поговоришь с ней?

— В последний раз, когда мы с тобой виделись, Мус. — сказал я. — по крайне мере, до этого года, я грозил спустить с тебя шкуру.

— Я тебе не поверила. Разве ты когда-нибудь стегал кнутом женщину?

— Никогда.

— Значит, я не ошиблась. — сказала она. — Так ты поговоришь с Винфлед?

Я отхлебнул кислого вина.

— Мы уезжаем через два дня, Мус, и я буду занят. — На самом деле никаких особых дел до отъезда У меня не было, разве что дать лошадям отдохнуть, но я представить