– Важно, если по этой причине он отказался от альянса с подводным королевством, – поясняет Никасия.
– Не знаю, должна ли я отвечать, – запинаюсь я, стараясь выглядеть действительно смущенной. – Но… да.
Никасия кривится. Теперь, когда я «зачарована», она больше не считает меня человеком, перед которым нужно разыгрывать невозмутимость.
– Больше, чем один раз? Он тебя любит?
Я даже не представляла, до какой степени она надеялась, что я вру, рассказывая про поцелуй с Карданом.
– Больше одного раза, но нет, он меня не любит. Ничего подобного.
Никасия смотрит на мать и склоняет голову, показывая, что услышала все, что хотела.
– Отец, должно быть, очень сердит на тебя за то, что разрушила все его планы, – говорит Орлаг, переводя разговор на другую тему.
– Сердит, – отвечаю я. Коротко и ясно. И лгать нет необходимости.
– Почему генерал не рассказал Балекину про родителей Оука? – продолжает она. – Разве так не проще, чем разыскивать принца Кардана по всему Эльфхейму после захвата Короны?
– Он мне не доверял, – отвечаю я. – Ни тогда, ни тем более сейчас. Мне только известно, что у него была причина.
– Несомненно, – отзывается Балекин. – Он собирался предать меня.
– Если бы Оук стал Верховным Королем, то Эльфхеймом в действительности правил бы Мадок, – говорю я потому, что они и так это знают.
– А ты этого не хотела. – Входит слуга с небольшой шелковой салфеткой, заполненной рыбой. Орлаг протыкает одну рыбину длинным ногтем, и по воде в мою сторону плывет тонкая струйка крови. – Интересно.
Поскольку это не вопрос, я молчу.
Еще несколько слуг начинают убирать блюда.
– Ты отведешь нас к жилищу Оука? – спрашивает Балекин. – Возьмешь в мир смертных, чтобы забрать его у твоей старшей сестры и передать нам?
– Конечно, – лгу я.
Балекин бросает взгляд на Орлаг. Если они заберут Оука, то смогут вырастить его здесь, в море, могут женить на Никасии и сделать династию Зеленого Вереска своей, преданной Королеве Морской. Они смогут получить доступ к трону без Балекина; это не должно ему нравиться.
Долгая игра, но вполне подходящая для Фейриленда.
– Этот Гримсен, кузнец, – обращается к дочери Орлаг. – Ты действительно думаешь, что он сумеет сделать новую корону?
На мгновение у меня замирает сердце. Радуюсь, что на меня никто не смотрит, потому что в этот момент не могу справиться с чувством ужаса.
– Он изготовил Кровавую корону, – замечает Балекин. – Если он ее сделал, то наверняка сумеет сделать и другую.
Если им не нужна Кровавая корона, то не нужен и Оук. Не надо его воспитывать, уговаривать, чтобы возложил корону на голову Балекина; Оук вообще не нужен живым.
Орлаг смотрит на Балекина с упреком. Она ждет ответа от Никасии.
– Он кузнец, – говорит Никасия. – Не может ковать под водой, поэтому навсегда останется на суше. Но Алдеркинг умер, и Гримсен жаждет славы. Хочет такого Верховного Короля, который предоставит ему возможность прославиться.
«Вот что они задумали, – говорю я себе, справляясь с приступом паники. – Теперь я знаю их план. Если сумею бежать, то остановлю их».
Нож в спину Гримсена до того, как он сделает корону. В своих способностях сенешаля я подчас сомневаюсь, но убийцы – никогда.
– Рыбешка, – говорит Орлаг, обращая на меня внимание. – Расскажи, что Кардан обещал тебе за помощь?
– Но она… – начинает Никасия. Королева Морская взглядом заставляет ее замолчать.
– Дочь, – наставительно произносит Орлаг, – ты не замечаешь того, что прямо у тебя под носом. Кардан получил от этой девушки трон. Прекрати доискиваться, как она им управляет, и задайся вопросом, как он управляет ею.
Никасия бросает на меня обиженный взгляд:
– Что ты хочешь сказать?
– Ты говорила, что Кардан не очень заботился о ней. И все же она сделала его Верховным Королем. Пойми – возможно, он сообразил, что она может быть полезной, и использовал ее с помощью поцелуев и лести. На маленького кузнеца ты воздействовала теми же приемами.
Никасия выглядит озадаченной, словно все ее представления о мире перевернулись вверх дном. Вероятно, ей и в голову не приходило, что Кардан способен плести интриги. И все же видно, что она осталась довольна. Если Кардан соблазнил меня ради собственных интересов, то ей можно не беспокоиться. Остается только решить, какая от меня польза.
– Что он обещал тебе за Корону Эльфхейма? – с изысканной небрежностью спрашивает Орлаг.
– Я всегда хотела занять достойное место в Фейриленде. Он сказал, что сделает меня своим сенешалем и правой рукой, как Вал Морена при Дворе Элдреда. Позаботится о том, чтобы меня уважали и даже боялись. – Само собой, я лгу. Он никогда мне ничего не обещал, а Даин обещал гораздо меньше того, что я сказала. Но если бы кто-нибудь – например, Мадок – сделал такое предложение, то отказаться было бы очень непросто.
– Хочешь сказать, что предала отца и посадила этого дурака на трон в обмен на работу? – недоверчиво произносит Балекин.
– Быть Верховным Королем Эльфхейма – тоже работа, – возражаю я. – Вспомните, какие жертвы ради этого были принесены. – Я умолкаю, подумав, не слишком ли резко для заколдованной разговариваю с ними, но Орлаг только улыбается.
– Правильно, дорогая, – говорит она, помедлив. – И разве мы не возлагаем надежды на Гримсена, пообещав ему более чем скромную плату?
Балекин выглядит недовольным, но не спорит с Королевой Морской. Гораздо легче поверить, что верховодит всем Кардан, а не смертная девушка.
Успеваю съесть еще три кусочка рыбы и выпиваю что-то вроде чая из водорослей с жареным рисом; пить приходится через хитрую соломинку, чтобы напиток не смешивался с морской водой. Потом меня уводят в пещеру. Никасия сопровождает мерфолков, доставляющих меня к месту заточения.
Теперь это уже не спальня, а какая-то клетка. Когда меня в нее заталкивают, обнаруживаю, что, хотя сама я мокрая, все вокруг сухое и заполнено воздухом, а я опять не могу дышать.
Тело сводит судорогой от кашля. Из легких выходит вода вместе с кусочками частично переваренной рыбы из желудка.
Никасия хохочет, а потом произносит чарующим голосом:
– Разве не замечательная комната?
Вижу под ногами только грубый каменный пол – ни мебели, ничего.
Голос ее звучит завораживающе:
– Тебе понравится эта кровать с балдахином, убранная покрывалами. И затейливый прикроватный столик, и твой собственный чайничек с еще горячим чаем. И когда бы ты его ни пила, он будет все таким же восхитительно ароматным и согревающим.
Никасия ставит на пол стакан с морской водой. Полагаю, это и есть чай. Если ее пить, организм быстро обезвоживается. Смертные могут несколько дней обходиться без пресной воды, но поскольку я дышала морской водой, то, может быть, мне уже грозит опасность.
– Ты знаешь, – говорит она, пока я восторгаюсь комнатой, обвожу ее благоговейным взглядом, чувствуя себя при этом полной дурой, – я не сумею причинить тебе большего вреда, чем ты сама себе.
Поворачиваюсь к