Когда они добрались до широкого поля, служащего границей двух ранчо, принадлежащих Эльмире и ее соседке, три коровы подняли головы на металлический скрип ведра, как будто знали, что сейчас произойдет. Стоя почти вплотную друг к другу, они отступили назад, загребая задними ногами землю и громко мыча. Глубокий звук эхом разносился по всему пастбищу. Гудини был очарован их пятнистыми черно-белыми шкурами, вздымающимися ноздрями, массивными телами и тяжелым выменем. Заинтригованный блеском в их печальных глазах, он внимательно вглядывался, как будто ища в них отражения дневных снов. Цокнув языком, Эльмира подошла к стоявшей посередине корове и нежно погладила ее круп, шепча что-то по-португальски. Поставив ведро под вымя, она подозвала Гудини. Ухватив сосок, он принялся решительно дергать и дергал до тех пор, пока в ведро не брызнула струйка крови. Он снова потянул: кровь потекла сильнее. Широко раскрыв глаза, корова застонала, и он ощутил в себе тяжесть увиденного в ее зрачках.
Позже Гудини забрал четырех мертворожденных, которые забрались в свинарник и радостно возились в грязи. Двое попытались проскользнуть сквозь щели в заборе и воротах. Он выудил еще двоих из кладовой Эльмиры, их губы были бордовыми от свеклы. Он укрепил ворота – хотя бы на первое время, – связав доски длинным порванным проводом. Его разноцветные вены были отчетливо видны тем, кто проходил мимо. Гудини думал о крови, текущей из коровьих сосцов, стараясь разобраться во фрагментах видений, появляющихся тем или иным днем в их глазах.
Вечером Эльмира усадила его за обветшалый кухонный стол песочного цвета. Под ногами ползали младенцы. На плите свистел чайник.
– Расскажи мне о других мальчиках из Партии № 2, – сказала она, положив ему на плечо одну руку и держа бутылку с пестицидами в другой.
* * *К концу третьей недели, проведенной Эльмирой и Гудини вместе, на ранчо появилось еще одно видение мародерствующих горгулий. Эльмира сделала набросок три дня назад, заранее рассыпав бусины во всех известных ей укромных местечках. Горгульи промчались по ранчо, оставив за собой кромешный хаос. Гудини потратил полдня, наводя порядок в полной тишине.
В течение следующих нескольких месяцев распорядок их дня, фронт необходимых работ стал будничным, приобрел черты привычки. Каждые две недели мертворожденных требовалось перезаряжать, их провода подключались к аккумуляторным батареям Эльмиры, хранящимся в сарае. На выходных Гудини помогал Эльмире продавать овощи на фермерском рынке. Он убирал сарай после шалостей младенцев, приглядывал за коровами, кормил альпак[20], ухаживал за четырьмя лошадьми, помогал прибираться в доме. Он кормил оставшуюся последней свинью, которую Эльмира еще не заколола. Она отказывалась спать в свинарнике, и по ночам ее часто можно было найти лежащей на кухонном полу и довольно похрюкивающей. Если ее пытались поймать, она ловко проскакивала в открытую кухонную дверь – розовое, коварное существо в поисках очередного места для ночлега.
Иногда Гудини отбивался от койотов, которые кружили по ранчо в надежде найти хоть какую-то еду или отходы. Их глаза были блестящими как огоньки и понимающими. В темноте они перекрикивались со своими спутниками. Эльмира часто запиралась в своей комнате по ночам. Она рисовала или шила одежду на вырост для младенцев и видений, которые не осмеливалась озвучивать вслух. В своем банке памяти Гудини видел изображение ее тела, согнувшегося от усталости. Пока она спала, швейная машина коварно пыталась зашить ей рот, а из коровьей ноги на педали текла кровь.
Однажды ночью Гудини сидел на ступеньках за кухней. В воздухе все еще витал запах ежевичного пирога, а тело ощущало тепло печи. Над головой простиралось огромное и непостижимое небо. Мертворожденные что-то бормотали своим проводам, похожим на пуповины. Он думал о мальчиках из Партии № 2, размышляя об их жизни в роли сыновей и метая камни из пращи в ночь, когда вдруг увидел в некотором отдалении человеческую фигуру. Это был мужчина. Он двигался уверенно и целеустремленно. В каждой руке он что-то нес: орудие убийства?
Небо пронзила серебристая линия, а затем, со страшным грохотом, другая. Казалось, что сами созвездия распадаются на куски, а ранчо тем временем задрожало. В небе с грохотом пролегло еще несколько трещин. Коровы метнулись в сарай. Лошади забежали в хлев. Свинья визжала. Альпаки ринулись во второй хлев. И вот из темноты, пробежав мимо свинарника, сарая и хлевов, перед Гудини, в праще которого закончились камни, появился мужчина.
Вместо камней из пращи полетели головы койотов. Так, словно Ной в ковчег Эльмиры, в их жизнь ворвался Кэлхун. Посмеиваясь, хотя должен был быть напуган, он нес двух мертвых броненосцев. За спиной у него висела сумка, а изо рта извергались молнии.
Эльмира бросилась вниз по коридору на кухню – в одной руке ножницы, а в другой полоски клетчатой красной ткани.
– Что, черт возьми, происходит? – спросила она, раздраженная тем, что ее потревожили и незнакомым ей лицом.
– Уииииии! Смерть пришла. Я Кэлхун, можно просто Кэл. Вот, ищу кровать, которую смогу назвать своей на одну ночь. – Он рассмеялся, как человек, который будто только что слез с американских горок, а не избежал опасности быть убитым молнией.
Гудини, стоящий возле жужжащего морозильника, добавил:
– Он принес броненосцев.
– Я вижу! – ответила Эльмира, все еще немного раздраженная.
– Ты собираешься использовать их против меня? – спросил Кэл, окинув взглядом слегка дрожащие руки Эльмиры, ее густые африканские кудри, вздымающуюся и опадающую грудь и замечая дикий блеск в глазах.
Эльмира положила ножницы на деревянную столешницу.
– Дай ему корневого пива, – сказала она, рассматривая лежавших на столе и слегка запыленных броненосцев с потухшим взглядом.
Гудини открыл морозильник, из которого вырвалось облачко холодного пара, и протянул Кэлу бутылку. Тот открыл крышку зубами и сделал большой жадный глоток. Кэл был довольно красивым мужчиной с темными взъерошенными волосами и столь же темными глазами. Не тощим, но и не коренастым: мужчина среднего телосложения. Эльмира заметила на его запястьях красные шрамы в форме полумесяца, похожие на недодуманные мысли.
Заметив выражение ее лица, Кэл поставил бутылку на стол и сделал шаг назад.
– Я получил их на химическом заводе. На том, что за старым участком отгрузки.
– Я думала, его закрыли, – сказала Эльмира, грубо подталкивая его к столу, будто одну из своих коров.
Он улыбнулся ее неуклюжему хозяйственному рвению.
– Ну, его то открывают, то закрывают. Меня и других парней пригласили там работать. Сейчас он закрыт на несколько циклов, поэтому я подумал – пусть меня немного понесет по ветру.
– Ветер переменчив, – сказала