Одал, руна семейного наследия. Хэртстоун сказал тогда, что никогда больше не воспользуется этой руной. Ее смысл умер для него здесь. Даже в его новом наборе рябиновых рунных плашек, подаренном богиней Сив, руны Одал не было. Сив предупредила его, что это принесет ему несчастье. Однажды, сказала она, ему придется снова прийти сюда, чтобы вернуть утраченную часть себя.

Ненавижу, когда богини оказываются правы.

– Тебе нужно забрать ее? – показал я.

Здесь, среди этой зловещей тишины, язык жестов казался более уместным, чем обычная речь.

Хэртстоун упрямо нахмурился и резко рубанул ладонью в сторону и вниз, словно описав в воздухе знак вопроса:

– Никогда!

Блитцен потянул носом и показал:

– Мы близко. Чувствуете запах?

Лично я не чувствовал ничего, кроме слабого душка гниющей растительности.

– Что? – жестом спросил я.

– Фу ты! – сказал он вслух. И показал: – У людей не носы, а одно название.

– Никуда не годятся, – согласился Хэртстоун и повел нас куда-то дальше в лес.

Мы не пошли к реке, как в прошлый раз, когда разыскивали золото Андвари. Мы двигались примерно параллельно руслу, пробираясь сквозь шиповник и переступая через корявые корни дубов.

Где-то через четверть мили я начал ощущать запах, о котором говорили Блитц и Хэрт. Мне живо вспомнилось, как в восьмом классе Джоуи Келсо спрятал лягушек, приготовленных для опытов по биологии, вместе с террариумом, под крышей. Обнаружилось это только месяц спустя, когда террариум проломил потолок и рухнул обратно в класс, прямо на учительский стол, так что ребят за первыми партами обдало битым стеклом, слизью и тухлыми земноводными.

Так вот, тут, в лесу, пахло очень похоже, только намного противнее.

Хэртстоун вышел на поляну, спрятался за стволом поваленного дерева и поманил нас.

– Там, – показал он. – Единственное место, где он мог спрятаться.

Я вгляделся вперед сквозь полумрак. Деревья вокруг поляны были голые и черные, словно нарисованные углем. Землю устилал толстый слой прелой листвы и звериных костей. Шагах в пятидесяти от нашего укрытия на поверхность выходили скалы, два самых больших камня стояли, привалившись друг к другу, между ними темнел треугольный зев пещеры.

– А теперь подождем, – сказал Блитцен, – пока в этом запретном для гномов мире не наступит нечто, отдаленно похожее на ночь.

Хэрт кивнул:

– Ночью он выйдет. Тогда увидим.

Лично я из-за вони дохлых лягушек не мог даже дышать толком, не говоря уже о том, чтобы думать. Оставаться в этом месте мне совершенно не хотелось.

– Кто появится? – жестами спросил я. – Твой отец? Оттуда? Почему?

Хэртстоун отвел глаза. Мне показалось, что он не отвечает на эти вопросы, потому что не хочет меня расстраивать.

– Вот и увидим, – прошептал Блитцен. – Если все то, чего мы так боимся, окажется правдой… Давайте пока побудем в счастливом неведении.

Глава XXIV

А в виде пассажира НЛО папа Хэрта нравился мне больше

Пока мы ждали, Хэртстоун накормил нас обедом.

Он достал из своего мешочка плашку с вот таким символом:

По мне, так обычный косой крестик, но Хэртстоун объяснил, что это Гебо – руна даров. Сверкнула золотистая вспышка, и перед нами появилась корзина для пикника, набитая всякими вкусностями. Тут был и свежий хлеб, и виноград, и круг сыра, и несколько бутылок минералки.

– Люблю подарки, – сказал я вполголоса. – Но разве запах не привлечет, э-э… нежелательного внимания? – Я кивнул на зев пещеры.

– Вряд ли, – ответил Блитцен. – Запах, исходящий оттуда, такой сильный, что перебьет любые запахи из этой корзины. Однако на всякий случай давай съедим все побыстрее.

И мы с Блитценом принялись рыться в корзине, но Хэрт так и остался сидеть, прислонившись спиной к стволу поваленного дерева и глядя на нас.

– Почему ты не ешь? – жестами спросил я.

Он покачал головой и показал:

– Не голоден. Кроме того, г-е-б-о приносит дары, но не для того, кто дарит. Даритель должен жертвовать.

– О. – Я уставился на здоровенный ломоть сыра, в который уже собирался вонзить зубы. – По-моему, это нечестно.

Хэртстоун пожал плечами и махнул рукой – ешьте, мол. Мне не нравилось, что ему пришлось пожертвовать своими интересами, чтобы мы могли насытиться. По-моему, он и так многим пожертвовал, когда вернулся домой и стал ждать появления своего отца из пещеры. Совершенно ни к чему было еще и устраивать собственный маленький Рамадан при помощи этой руны.

С другой стороны, было бы невежливо отвергнуть его дар. И я стал есть.

Солнце опустилось ниже, тени удлинились. Я уже знал по опыту, что в Альфхейме не бывает по-настоящему темно. Тут, как летом на Аляске, солнце, едва коснувшись горизонта, снова начинает подниматься. Эльфы – создания света, что еще раз подтверждает: свет – не обязательно хорошо. Мне довелось встречаться с множеством эльфов, которые были ходячим тому доказательством. (Хэрт – исключение из этого правила.)

Сумерки сгустились, но все равно недостаточно, чтобы Блитц мог стереть с себя крем от солнца. В своем плотном плаще он, наверное, уже сварился, но не жаловался. Только время от времени доставал носовой платок и промокал шею от пота.

Хэртстоун играл с украшением на запястье – браслетом, сплетенным из светлых волос. Раньше я у него такого не видел. Цвет волос показался мне очень знакомым…

Я похлопал Хэрта по руке, чтобы он посмотрел на меня, и знаками спросил:

– Это от Инге?

Он передернулся, как будто ему было неловко обсуждать это. В прошлый раз, когда мы были здесь, Инге, немало настрадавшаяся служанка мистера Олдермана, нам очень помогла. Она была хульдра – создание вроде эльфа, только с коровьим хвостом, и они с Хэртом были знакомы с детства. А еще, как выяснилось, она была от него без ума и, прежде чем сбежать в суматохе последней вечеринки мистера Олдермана, успела поцеловать Хэрта в щеку и признаться ему в любви.

– Мы навестили ее несколько дней назад, – показал Хэрт. – Когда осматривались тут. Она теперь живет со своей семьей.

Блитц с досадой вздохнул, но Хэрт, конечно, не мог его слышать.

– Инге хорошая девушка, – заметил гном на языке жестов. – Но… – Он выставил указательный и средний пальцы на обеих руках и покрутил ими перед собой, как будто вытягивал что-то у себя из головы. С учетом контекста я это перевел как «чокнутая».

Хэртстоун нахмурился.

– Нечестно, – показал он. – Она пыталась помочь. Хульдерский браслет приносит удачу.

– Ну, как знаешь, – ответил жестами Блитц.

– Хорошо, что она в безопасности, – вмешался я. – А браслет что, волшебный?

Хэрт стал было отвечать, но вдруг замер, принюхался и махнул рукой:

– Пригнитесь!

Мы скорчились за поваленным деревом, осторожно выглядывая поверх него. Стоило мне сделать вдох, и меня чуть не вырвало от вони дохлых лягушек.

В темноте пещеры, у самого выхода, раздался шорох сухих листьев, ветки затрещали под весом кого-то огромного.

Волосы у меня на затылке встали дыбом. Очень хотелось