– Само собой.

Я заколебалась. Когда я скажу это, у меня не останется пути назад. Я разрушу либо его доверие ко мне, либо мое собственное сердце, но мне надо это знать. Надо быть сильной.

– Кэллум, кто такая Оливия? – Его лицо сразу же покрылось смертельной бледностью, а рот приоткрылся. – Пожалуйста, скажи. Мне нужно знать.

Он вновь обрел дар речи.

– Откуда тебе известно об Оливии?

– Значит, это все-таки правда. – Мой голос вдруг зазвучал глухо, и я почувствовала, как края моего мира начали осыпаться. Я больше не могла на него смотреть.

– Она просто девушка. Я… я не знаю, что тебе сказать. Она одна из нас.

– Тебе нет нужды объяснять. Мне все понятно. – Я собрала в кулак свое мужество и подняла голову. – Прощай, Кэллум. Было здорово, но мы с тобой оба понимаем, что это не может продолжаться дальше.

Моя рука двинулась к амулету.

– Нет! – закричал он, увидев этот жест. – Не уходи. Я понимаю, что тебя связывает с Робом! Мы можем что-нибудь придумать.

– Роб? При чем здесь он?

– Послушай, я знаю, ты все еще хочешь его, и я могу это понять. Мы все равно можем остаться друзьями.

– Это чушь, и я говорю вовсе не о дружбе.

Я все больше злилась, и мне приходилось прилагать усилия, чтобы держать себя в руках. Я не хотела, чтобы он увидел, как я плачу; лучше будет закончить все это быстро.

– Уже слишком поздно. Ты ничего не сказал мне об Оливии и о том, куда ушла Вероника.

Он пытался овладеть собой, но мои слова о Веронике явно сразили его наповал.

– Я могу все объяснить, – заявил он, определенно смутившись. – Это совсем не то, что ты думаешь.

Я украдкой бросила взгляд на его лицо. Он явно был в исступлении и отчаянно желал, чтобы все осталось как раньше – точно так, как предсказывала Кэтрин. Его чудные глаза были прикованы к моим, умоляя передумать, и на секунду мне показалось, что я утопаю в их глубинах. Что дурного в том, чтобы сдаться, подумала я. Что за беда, если он что-то у меня отберет, если у меня по-прежнему останется хотя бы малая часть его, Кэллума?

Я едва не дрогнула и, пока колебалась, заметила в его глазах проблеск надежды. Этот проблеск и склонил чашу весов – я не заслуживала, чтобы кто-либо так со мной обращался. Я была достойна испытывать любовь к тому, кто будет отвечать мне тем же, и, хотя мое сердце бурно протестовало, я почувствовала все возрастающую решимость.

– Я никому не позволю себе лгать, ни тебе, ни кому бы то ни было.

Его лицо вытянулось вновь.

– Прошу тебя, Алекс, не уходи! Я могу все объяснить, только дай мне шанс.

– Уже слишком поздно. – Я сказала это резко, стараясь скрыть отчаяние. – У тебя этих шансов было более чем достаточно. – Я вздернула подбородок, приказывая себе не плакать. – Пожалуйста, просто оставь в покое меня и моих подруг. Мы не хотим, чтобы ты собирал с нас нектар, к тому же здесь теперь в любом случае будет мало радости. Я брошу амулет обратно в реку для твоей следующей жертвы.

– Нет! Не уходи! Я расскажу тебе все! – В его голосе звучало неподдельное отчаяние.

– Уже слишком поздно, – повторила я, заставив себя отвести глаза от лица, которое я так любила и которое больше никогда не увижу. – Пожалуйста, Кэллум, так будет лучше. Прошу тебя, не пытайся снова вступать со мной в контакт.

Я посмотрела на него сквозь пелену слез. Его голова была опущена, и мне показалось, что на щеке парня блестит слеза. Он тряс головой и чуть слышно шептал:

– Нет! Не может быть! Я не могу в это поверить. Не может быть.

Он запустил руку в волосы, те самые волосы, которых я уже никогда не научусь касаться. Когда он поднял голову, весь его вид выражал неподдельное отчаяние: искаженное мукой лицо, поникшие плечи, опустошенные глаза. Прекрасный огонь, горевший в них прежде, погас. Они казались безжизненными.

Я сглотнула. То, что он собирался сделать со мной и моими воспоминаниями, было определенно чудовищно. Теперь он в отчаянии от того, что я его раскусила. Надо оставаться сильной и закончить начатое.

– Кэллум, пожалуйста, перестань делать это с людьми. Не заставляй кого-то еще пройти через то, что сейчас переживаю я. Просто оставь нас всех в покое. Ты должен уйти. Уйти прямо сейчас. – И, глядя ему в глаза, я сорвала с руки браслет и бросила его на пол. Кэллум замерцал и исчез. Я снова была одна.

Теперь я дала волю слезам. Они ручьями бежали по моему лицу и капали мне на колени. Но я не могла предаваться горю здесь, в этой комнате. Пусть я и не могла видеть его сама, но я знала, что он все еще может видеть и меня, и то, что я делаю. Надо уехать от него. Надо отправиться в такое место, где он никогда со мной не бывал. Я подняла амулет с пола с помощью карандаша и бросила в свой рюкзак. Порывшись в карманах, я нашла бумажный носовой платок, вытерла глаза, высморкалась и только после этого посмотрела на себя в зеркало. Потом отперла дверь и двинулась к ближайшему выходу из школы. Мне не хотелось столкнуться с кем-нибудь в коридоре. На улице моросящий дождик уступил место неяркому, прячущемуся в облаках солнцу, и ко мне со всех сторон неслись голоса девочек и девушек, весело коротающих время: визг учениц младших классов, доносящийся с противоположной стороны игровых полей, ободряющие возгласы зрительниц, наблюдающих за бегуньями на беговой дорожке, тихие разговоры групп, мимо которых я шла.

Все звуки, все картины были приглушены и отдавали чем-то нереальным. Внутри меня корчилась рвущаяся наружу боль, но я заставила себя обуздать ее. Сейчас не время давать ей волю.

Мои ноги сами собой привели меня к воротам школы. Я окинула взглядом автобусы, ища глазами знакомые лица, затем встала на той остановке, где больше никто не стоял.

У меня мелькнула мысль: а что, если он все еще за мной наблюдает? Я не могла этого знать. Возможно, он стоит сейчас рядом со мной. Ужаснувшись этой мысли, я зашагала прочь. Подъехал автобус, идущий в направлении, противоположном тому, где находился мой дом, и я машинально села на него. Я понимала, мне не скрыться от Кэллума, если он твердо решил следовать за мной, но я не могла просто стоять и ждать. Мне надо было чувствовать, что я что-то делаю. Я тупо подумала: интересно, куда направляется этот автобус, когда водитель включил скорость и мы тронулись с места, но, по правде говоря, мне это было все равно. Сидя в углу, я выбросила из головы