Я видела, как там в небольшом парке гуляют люди, живя обычной жизнью. Меня изумило то, что все остальные могут жить как жили, вполне нормально, в то время как в моей собственной жизни произошли такие глубокие изменения.
Я повернулась к Кэллуму и посмотрела на отражение в моем зеркальце. Меня так удручало, что я могу сейчас видеть лишь такую небольшую часть его облика. Он все еще смотрел на амулет на своей руке, слегка нахмурив брови.
– Это странная и непреодолимая потребность, – сказал он наконец. – Ты словно медленно соскальзываешь в глубокую пропасть, а чужие счастливые воспоминания и мысли позволяют остановить это скольжение, дают возможность держаться за них. Нам необходимо забирать у людей радостные воспоминания. Радостные мысли – это хорошо, но счастливые воспоминания – нечто такое, о чем люди думают снова и снова – это для нас лучше всего. Это самое сильное, самое действенное средство, которое лучше всего позволяет отгонять отчаяние.
– А что бывает, если вы не получаете этого регулярно?
– Если не заниматься этим регулярно, то поскольку у нас нет собственных запасов счастливых мыслей и воспоминаний, а у других мы их не забираем, мы быстро погружаемся в бездну. Тебя при этом словно хоронят заживо, остается вся твоя боль, которой не будет конца. – Его глубокие голубые глаза затуманились. – Я не могу найти таких слов, которые хотя бы приблизительно могут описать весь этот ужас. Словно все самое плохое, что когда-либо случалось с тобой, сливается воедино в некую неимоверно жуткую мысль, которую ты не можешь выбросить из головы.
– И что тебе тогда надо делать? – Я догадалась: он говорил о том, что пережил сам. Было видно, это слишком кровоточит, причиняет ему сильную душевную боль, чтобы быть всего лишь неким чисто теоретическим знанием.
– Ты должен заставить себя вернуться обратно, в тот мир, в котором жил прежде, разыскать кого-нибудь, кто счастлив, и начать… собирать нектар. Так мы это называем. Ты позволяешь себе впасть в то состояние, которое я попытался описать, только один-единственный раз. После этого ты становишься более осторожным и начинаешь прикладывать усилия, чтобы запас чужих счастливых воспоминаний не оскудевал. Тогда чувство отчаяния и тоски ослабевает и становится посильным. – Он посмотрел прямо на меня.
– Такое существование кажется мне ужасным.
Он медленно кивнул.
– Полагаю, в этом и заключается суть дела. В воде реки Флит есть нечто, вызывающее эту неизбывную душевную боль и тоску, но мы понятия не имеем ни почему это происходит, ни зачем.
– Но как именно это работает? Как вы воруете воспоминания и как определяете, кто чувствует себя счастливым?
– После того как у меня появилась возможность какое-то время попрактиковаться, я научился видеть вокруг людей в твоем мире слабое свечение. Разные эмоции придают ему разные цвета, так что мы можем отличать положительные эмоции от отрицательных. Счастливые воспоминания и радостные мысли создают ауры различных оттенков желтого цвета – он похож на солнечный свет.
– И что вы тогда делаете? Когда видите кого-то, чья голова заполнена радостной мыслью, что с ним происходит?
– Все очень просто. По правде говоря, пугающе просто. Мне достаточно всего-навсего провести по этой ауре амулетом, и он вбирает в себя эту мысль. Человек начинает гадать, о чем именно он только что думал. Я не могу рассмотреть сами эти воспоминания, я просто испытываю особое чувство – ощущаю что-то вроде приятного аромата букета, – но не могу разобрать детали. Мне смутно кажется, что, возможно, это воспоминание о каком-то любимом месте или об отпуске, иногда мысли о возлюбленной – но ничего конкретного.
– Эти несчастные люди. Они что же, просто… все забывают?
– Похоже, что да. Затем, после того, как ты просуществовал таким образом какое-то время, у тебя иногда появляются личные предпочтения по отношению к каким-то определенным видам воспоминаний, и мне известно, что некоторые из нас, – при слове «нас» он сморщился, как от боли, – предпочитают зрелые умы.
– Это значит, что твои приятели преследуют стариков?
– Да, некоторые из них считают, что после того, как мозг начинает ослабевать, нельзя позволять его счастливым воспоминаниям уплывать в пустоту. Такие Зависшие проводят большую часть времени в домах престарелых. Но мы должны вести себя осторожно и не пытаться забрать у человека слишком много за один раз. Для такого человека это очень опасно. Однако иные из нас не могут в достаточной мере контролировать себя. – Он покачал головой, потом продолжил: – Другим нравится отбирать мысли у молодых матерей. Такие женщины часто по-настоящему счастливы; по-видимому, это удачный выбор.
– А что делаешь ты? – Я вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза. Мне надо было это знать. – Каковы твои предпочтения?
– Я обнаружил, что поскольку не пребываю в таком отчаянии, как все остальные, то могу быть более разборчивым. Вообще-то я пристрастился к блужданию по кинотеатрам в те вечера, когда там демонстрируются комедии. Я могу испортить кому-то удовольствие от смешного фильма, но, по крайней мере, этот человек сможет посмотреть его еще раз.
До сих пор я не осознавала, что затаила дыхание, и сейчас медленно выдохнула воздух, запертый в легких.
– Выходит, ты все-таки не забираешь у людей настоящих воспоминаний?
– Я стараюсь этого не делать. Очень стараюсь. Когда нахожусь в кинотеатре, мне приходится просто надеяться на то, что люди думают только о фильме, который смотрят, а не о собственной жизни.
– А ты можешь видеть мои эмоции? Можешь определить, счастлива ли я?
Он засмеялся, удивив меня.
– Боюсь, что нет. Вокруг твоей головы нет и намека на какие-либо цвета.
– А, вот оно что. Значит ли это, что я не очень эмоциональна? – При этой мысли я почувствовала досаду.
– Вовсе нет. Я уверен, у тебя по-настоящему яркая аура. – Он улыбнулся и еще раз провел рукой по моим волосам. – Думаю, дело не в тебе, а в этой штуке. – Он показал на амулет. – Когда на тебе браслет, я не вижу вокруг твоей головы какой-либо ауры, не вижу вообще ничего.
– Значит, ты не можешь определить, счастлива ли я?
– Нет, не могу, но если бы ты сняла амулет, я бы смог.
– Если я сниму амулет, то больше не смогу видеть тебя, а значит, буду чувствовать себя несчастной. А чтобы определить это, аура не нужна. – Я попыталась пошутить, чтобы избавиться от мыслей о том, как он погружается в отчаяние. Он выглядел таким раскрепощенным на этом теплом солнце, таким молодым и сильным. Мне было трудно представить себе его раздавленным отчаянием и тоской.
– До этого ты сказал, будто не чувствуешь себя по-настоящему
