будет это его ребенок или нет...
***
- Ну, как вы проводите здесь время? - в тот же вечер спросила Эммануэль Кристофера. - Жан, что же ты не познакомил нашего друга с какой-нибудь прелестной сиамочкой? Не показал ему местные увеселения?
- Это идея, - отозвался Жан. - Например, китайский стриптиз.
- Ужас! - воскликнул Кристофер. Его гримаса восхитила Эммануэль.
- Боже мой, - всплеснула она руками. - И как это ему удается быть таким добродетельным?
- Он прикидывается.
Молодой англичанин что-то пробурчал под нос, а Жан добавил для ясности:
- Виле. То как он заглядывается на маленьких девочек!
- На девочек? - в голосе Эммануэль послышалась легкая хрипотца.
- Да, вот на таких девочек, - и Жан показал рукой едва ли не метр от пола. Жена его сморщила нос.
- Такие маленькие! Фу! - произнесла она. Кристофер, решив, что нельзя быть таким некомпанейским, принужденно рассмеялся.
Однако после ужина они выбрались из дома и погрузились в лабиринты китайского квартала. Целью их путешествия был театрик, выглядевший, как небольшой крытый рынок. Сотни полторы зрителей с лоснящимися от волнения лицами, стоя перед сценой, любовались вереницей обнаженных девиц. По правде говоря, девицы не были совершенно голыми - вновь прибывшие сразу же увидели это, едва их усадили на скамью, стоявшую прямо перед сценой, свободную. Так как места на ней стоили немало. На тоненькой ленточке, опоясывающей каждую из артисток, болтался небольшой четырехугольный кусочек клеенки величиной с игральную карту. Ритмическими движениями приподнимали они этот пустячок, обнажая на мгновение черный треугольник Венеры, и зрители восторженным ревом откликались на каждый такой жест. У трех европейцев хватило терпения на полчаса, и все это время ничего не менялось в мизансценах. Однако это не мешало им обсуждать чары отдельных исполнительниц. Эммануэль объявила, что ей нравится 'вон та большая без грудей', но никто не разделил ее мнения. Затем она и Жан принялись дотошно объяснять друг другу, как им нравятся сочные губы, окаймляющие расщелину одной из девиц.
- Никогда в жизни не встречал семейную пару, рассуждающую о подобных вещах, - сказал Кристофер, скорее удивленный, чем возмущенный.
Эммануэль не удержалась и добавила:
- Мне так хочется переспать с нею.
'Да она меня просто дразнит, испытывает, - догадался Кристофер. - Ну, это мы еще посмотрим!'. Но обнаженные ноги Эммануэль, касавшиеся его ног, волновали его куда больше, чем китаянки на сцене.
- Что касается меня, - выдавил он наконец, - я бы куда охотней отправился в постель с вами.
Сказал - и тут же испугался: 'Она решит, что я блефую. Но, надеюсь, мне не придется идти дальше'.
- Кристофер постепенно умнеет, - усмехнулся Жан. Англичанин не знал, что ответить. Может быть, его друг не расслышал последней фразы из-за шума в зале? Вряд ли...
Но Эммануэль-то явно слышала реплику Кристофера. Сколько воодушевления было в ее голосе, когда она произнесла: 'Я сделаю это сегодняшней ночью!'. И, повернувшись к мужу, добавила: 'Ты позволишь мне отдаться Кристоферу, дорогой?'.
- Да, - ответил Жан, и она поцеловала его с необычайной нежностью.
БИТВА ЕВЫ
На следующее утро раздался звонок Арианы. Не навестит ли Эммануэль ее сегодня днем? Цель приглашения отгадать было нетрудно. Эммануэль отказалась у нее много неотложных дел, она должна помочь Жану. И только положив трубку, она спросила себя - почему она увильнула? Разве Ариана не привлекает ее больше? Да при одной лишь мысли о той власти, которую имела над нею молодая графиня, тело Эммануэль обмякло в истоме. Конечно же, ей нравились ласки Арианы. Так почему же? Может быть, она хочет остаться верной Би? Да, далеко ей еще до полного выздоровления... Печаль ее стала как-то воздушной, теперь мучилась скорее гордость, а не сердце. И Эммануэль поспешила с выводом, что ее равнодушие к Ариане объясняется привлекательностью той юной особы, с которой она познакомилась вчера у садовых ворот и чью тайну еще не объяснил ей Марио.
'Анна-Мария Серджини', - сказал он. Ну, а что дальше? Кто она? Она какая-то другая... И Марио спрашивал, может ли она навестить Эммануэль сегодня после обеда. И в самом деле, около трех часов она появилась у ворот Эммануэль в своем миниатюрном автомобильчике.
Эммануэль досадливо наморщила лоб: просто невозможно видеть ножки этого ангела упрятанными в брюки. И нельзя увидеть ее грудь - гостья была одета в плотно завязанную у ворота блузку. И все же, глядя на Анну-Марию, она вынуждена бала признать, что вполне одетый человек может быть не менее соблазнителен, чем совершенно голый.
Так она стояла, глядя на свою гостью и не пытаясь даже скрыть свой интерес к ней. Анна-Мария не могла удержаться и рассмеялась. Эммануэль сконфузилась:
- Я неприлично веду себя?
- О нет, вы ведете себя как надо. Что знает о ней Анна-Мария? Эммануэль насторожилась:
- Почему вы так сказали? Марио рассказал вам, что мне нравятся девушки?
На самом деле в эту минуту она не испытывала ничего подобного. При встрече с красавицами она бывала обычно непринужденной и предприимчивой, но здесь что-то мешало ей, что-то отпугивало. К счастью, юная гостья отвечала с таким полным отсутствием смущения, что Эммануэль перестала ощущать неловкость:
- Ну, конечно же! И еще более того. Он говорит, что вы просто ненасытны.
- О, неужели Марио говорил с вами о таких вещах!
- Может быть, это сплетня, а? Куча эскапад в туземных кварталах, приступы эксгибиционизма, забавы втроем. Бог знает что еще! Я уже позабыла половину всего, что слышала.
Нескромность Марио не очень-то рассердила Эммануэль. Она ведь сама хотела такой рекламы.
- И что же вы думаете обо всем этом? - спросила она почти деловым тоном.
- О, я слышу подобные вещи от моего прелестного кузена так давно, что уже перестала обращать на них внимание.
Эммануэль отметила, как тактично ее собеседница обходит возможность дать прямую оценку ее поведения и нравов. Но в силу какого-то мазохистского комплекса ей самой не хотелось быть настолько деликатной.
- Ну, а как насчет меня? Считаете ли вы, что мне можно.., например, наставлять рога мужу?
- Так же, как и всем.
Спокойный тон и улыбка Анны-Марии непонятны Эммануэль. Так осуждает она ее или нет?
- Надеюсь, вы пристыдили Марио за такие вещи?
- Ничего подобного. На него бессмысленно сердиться.
- На него? А на кого же я должна сердиться?
- Ну, разумеется, на самое себя. Ведь вам это доставляет удовольствие.
Эммануэль отметила это как точное попадание в цель. Но ей хотелось решить принципиальный вопрос.
- Но если бы не Марио с его теориями, я, может быть, и не была бы такой.
В чистом, как звон колокольчика, смехе Анны-Марии не было ничего обидного. Она сидела на маленькой деревянной скамеечке под раскидистым тамариндом, защищавшим их от палящего солнца таиландского августа. Они сидели лицом к лицу, подавшись навстречу друг другу. Анна-Мария была вся в голубом, на Эммануэль были крошечные трусики, едва видневшиеся из-под лимонно-желтого пуловера, выгодно подчеркивавшего ее бюст. Густые черные волосы падали ей на лоб и щеки, она отбрасывала их, вскидывая голову, как молодая кобылка, или ловила их зубами и вновь отпускала слегка повлажневшими. Снова быстро и внимательно она оглядела Анну-Марию, чувствуя, как в ней просыпается вожделение. Она находила Анну-Марию прелестной; более желанной, чем Ариана с ее полуголым антуражем, восхитительней Мари-Анж с ее кошачьими повадками и лукавыми глазенками. Более притягательной, чем даже Би... Эммануэль почувствовала легкий укол совести. Но осудить себя не смогла: все, даже Би, были какими-то земными, здешними, а Анна-Мария была оттуда. Тайный посланец другой планеты.