Самое любопытное, что Август в словах женщины не усомнился. Сказала – значит, так и есть. Другое дело, как узнала и что теперь с этим делать? И с тем, что Теа способна – если, конечно, и в самом деле способна – на такое волшебство, и с тем, в первую очередь, что их пытаются отравить. Его или ее. Или, возможно, обоих?
– Нет, – сказал он вслух, все еще принюхиваясь к вину, покачал головой и холодно посмотрел на камерьере, – не нравится мне этот запах.
Вот только на самом деле никакого особого запаха он не уловил. Аромат был. Винный. Но и только.
– Ты уж извини, любезный, но пахнет как-то не так. Вот мне и дама пить не советует…
Август тянул время, пытаясь найти элегантный выход из отнюдь не тривиальной ситуации. Обычно ведь как? Или жертва глотает яд, или нет. Но в последнем случае возможны варианты, большинство из которых сводится к обострению конфликта. Однако Августу крайне не хотелось обострять, поскольку ничего хорошего в открытом вызове, брошенном неизвестному противнику, нет. Враг и так знает, кого и почему хочет убить, а ты – нет, и, значит, любая публичность на руку злодею. Вот Август и пытался разрешить конфликт, не привлекая при этом внимания других посетителей траттории. Однако, как тут же выяснилось, зря старался: едва прозвучала его реплика, произнесенная тихим голосом и с вежливой улыбкой на губах, как худощавый камерьере «ударился в бега». Бросил бутылку и побежал к выходу из траттории.
Впрочем, далеко не убежал. Теа стремительно вскинула руку, словно хотела напутствовать убегавшего от нее мужчину или прощалась с ним. Скорее второе, поскольку метательный нож вошел камерьере под левую лопатку, и, споткнувшись на бегу, беглец рухнул лицом вниз.
– Вот же засада! – Теа посмотрела на свою руку, перевела взгляд на упавшего камерьере, покачала головой и снова взглянула на руку. – Как-то я поторопилась, наверное…
Ну, поторопилась или нет – это еще как посмотреть. Но вот как теперь быть, даже если допустить, что они в своем праве – покушались-то на них, а не наоборот. Однако – нож в спину? И где? В знаменитой траттории, на глазах у «всех-всех-всех»? Выглядело неаппетитно, и это еще мягко сказано.
«Впрочем, что сделано, то сделано!» – решил Август, взглянув в изумрудные глаза Теа. Сердиться на нее, тем более гневаться – он не мог. Просто не получалось.
– Все нормально, – успокоил он женщину и, вспомнив одно из ее «особенных» выражений, добавил с улыбкой: – Не бери в голову, дорогая! А бросок, к слову, вышел на славу!
– Как скажешь! – ответила неуверенной улыбкой Теа и, более не отвлекаясь, занялась делом.
– Ты ведь сможешь определить яд? – спросила она, вставая из-за стола.
Между тем мгновение оцепенения прошло, и в обеденном зале заголосили женщины и закричали мужчины.
– Разумно! – кивнул Август, стремительно прокручивая в голове порядок действий. – Но нужны пробы.
Он огляделся в поисках какого-нибудь подходящего сосуда, но Теа в очередной раз умудрилась его удивить.
– Не бери в голову! – усмехнулась она и движением фокусника извлекла из-за кружевного обшлага на левом рукаве верхнего платья нечто вроде широкого кожаного браслета, в узкие, нашитые сверху ячейки-карманы которого были вставлены крошечные серебряные цилиндрики, в которых Август безошибочно узнал флакончики для духов и нюхательной соли.
– Купила вчера, – объяснила Теа, вынимая первый из них, – а заполнить духами еще не успела.
– Отлично! – восхитился Август. – Тогда займись пробами, а я буду вести переговоры с властями.
Этим он и занимался следующие полчаса. Переговорил с хозяином траттории и несколькими обедавшими в ней господами – слово тут, фраза там, но люди начали успокаиваться, – объяснился с лейтенантом городской стражи, и все, в общем-то. Случай не предполагал двух толкований. Поведение покойного камерьере недвусмысленно указывало на злой умысел – и свидетелей едва ли не полная траттория, – а реакция графини Консуэнской более чем естественна. Испугалась, затмение нашло – и результат налицо. Впрочем, никого судьба несостоявшегося убийцы всерьез не заинтересовала. Убит, и боги с ним. Исполнение же броска – «Браво, графиня! Безукоризненный бросок!» – никаких иных чувств, кроме восхищения, ни у кого не вызвало. На том и расстались. Однако оставаться в заведении после всего этого не захотелось ни ему, ни ей, и пообедали они в результате в каком-то маленьком и не слишком уютном кабачке, где еда была простой – традиционный рыбный суп «чиопино» и жаркое из баранины, – а вино кислым. Но лучше такое, чем старое и дорогое, но приправленное ядом, не правда ли?
После обеда они наняли гондолу и отправились в дом к знаменитому венецианскому алхимику и давнему знакомцу Августа магистру Поэзи. Пьетро Алессандро Поэзи жил в старинном городском замке, с трех сторон окруженном водой. Август навещал магистра не впервые и знал, чего следует ожидать, но и ему, и Теа дом понравился. Сыровато, конечно, но впечатляет любопытное сочетание былой роскоши и следов благородного старческого увядания! Весьма поэтично, однако Август приехал к мэтру Поэзи не за тем, чтобы любоваться шедеврами ранней венецианской живописи, а для того, в первую очередь, чтобы воспользоваться одной из лучших в Венеции алхимических лабораторий. Впрочем, Пьетро Алессандро не обиделся на коллегу из Генуи. Напротив, он живо заинтересовался поставленной задачей, и вскоре все трое, включая и ее сиятельство графиню, уже колдовали над тиглями и ретортами. Дело небыстрое, но весьма интересное, особенно если под разговор с умным человеком да под отличное вино. Оказалось, что магистр Поэзи не только умница и знаток органических и минеральных ядов, но еще и гурман, а в его винном погребе есть несколько весьма редких сортов ледяного вина. Вот этим сладким и душистым напитком они все трое и угощались, исследуя между делом пробы, взятые Теа из лужи пролитого вина.
Результат исследования подтвердил правоту Теа, в чем Август, собственно, и не сомневался. Женщина была права, когда не дала ему попробовать предложенное камерьере вино, как, впрочем, и тогда, когда метнула вслед отравителю свой спрятанный в рукаве нож. Травили их не какой-нибудь ерундой, а настоящим парацельсовым аурсеником, известным так же как реальгар Альберта Великого[49]. Страшная штука, и симптомы неочевидные. А уж обнаружить следы мышьяка в организме отравленного человека и вообще задача практически неразрешимая. Другое дело, что если бы травил по-настоящему образованный человек – ну вот хотя бы и сам Август, – мышьяком он пользоваться не стал бы. Есть немало других ядов, и некоторые из них не только впечатляюще смертоносны, но и практически не обнаружимы. Наука о ядах вообще являлась одной из наиболее развитых областей алхимии и фармацеи темных волшебников, и это не странно. Проклятие или какую-нибудь другую смертельную волшбу обнаружить куда проще, чем проникший в человеческий организм яд. Такова жизнь, как говорят франки. И ведь правильно говорят!
Венеция, двенадцатое октября 1763 года
– Как ты сформулировала вопрос? – Август выбрался из разгромленной постели и, не одеваясь, отправился на поиски вина. Пить хотелось нечеловечески, причем обоим сразу – и ему,
