— Тебе-то, Шуба, что? По-любому стакан на халяву достанется. Лично мне не жалко купить лишний пузырь и на троих раздавить. Да и Краснов — наш человек, если проспорил, скупердяйничать не станет. Тут дело принципа.
— Какого принципа?
— Все такого же! — Боярин завелся и не торопился выходить из машины, чтобы проинкассировать очередной магазин, напротив входа которого затормозил водитель.
— Краснов глубоко убежден, и вот уже долгое время является ярым приверженцем своей теории, что все женщины, за редким исключением, делятся строго на две категории. Да, что я-то объясняю, Краснов, сам ему скажи.
— Я говорил не про всех баб, а про незамужних, — уточнил водитель. — Если в двух словах, то среди них есть бабы — дуры, и бабы — не дуры.
— И в чем отличие?
— Взглядом на жизнь и соответственно — поведением. Незамужняя ДУРА, чего-то там измышляет, строит из себя принцессу, считает, что все мужики должны с нее пылинки сдувать, и что, отдаваясь, она делает партнеру великое одолжение. Незамужняя НЕ ДУРА ведет себя просто и естественно: обратил на нее внимание мужик, захотелось с ним в койку, так чего пионеркой-то себя позиционировать. Ну и в подавляющем большинстве случаев если баба мнит себя красавицей со всеми вытекающими, то, считай, дура. Если же прекрасно понимает, что мордашкой не вышла, а значит и кочевряжиться нечего, то уже, как минимум не дура.
По словам Боярина, твоя кореянка и молоденькая, и фигуристая, и симпатичная. По твоим словам, Шуба, ты с первой попытки успешно назначил ей свидание. Что ж, если на первом же свидании вы успешно разделите койку, причем, не по пьянке, а по взаимному влечению, то, считай, повезло познакомиться не с дурой. Можно сказать, счастливая случайность. В таком случае, я готов поставить бутылку.
— Конечно, поставишь, — радостно потер руки Боярин. — Вот ты, Краснов, изначально все сводишь к койке. Но, допустим, для нее секс в жизни не главное?
— Это для тебя, дважды разведенного алкоголика койка не главное. Беги уже на точку, а то из графика выбиваемся…
Остаток маршрута инкассатор-сборщик разглагольствовал с водителем по поводу его теории в отношении замужних и незамужних, красавиц и дурнушек. Серега в их спор старался не вмешиваться, прекрасно сознавая, что переубедить Краснова, которому шел пятый десяток невозможно. Вот нравились ему одноразовый секс с опытными в этом деле, как выразился Боярин, «бабушками-ягушками» и все тут. И ведь не один такой был Краснов.
К примеру, тоже инкассатор, ровесник Сереги по прозвищу Радио женился на женщине, которая была старше его ровно на десять лет. И ладно бы она была богатой-знаменитой-красивой, как раз все наоборот, зато человек хороший, хозяйственный, готовила прекрасно и для молодого мужа была готова все сделать.
Другой инкассатор, низенький и пухленький, которого все так и называли — Пух, с упоением расхваливал свою жену в плане ее красоты, и утверждал, что в транспорте все мужики на нее оглядываются. Но однажды, увидев ее, Серега еле сдержался, чтобы не посоветовать Пуху, снять розовые очки. С точки зрения скульптора ее лицо в лучшем для нее же случае можно было сравнить с мордой муфлона.
Вообще выходило, что его друзья и знакомые если и встречались с красавицами, то либо с еще не выскочившими замуж, либо уже успевших развестись, женились же, как правило, на «ягушках».
По пятницам и субботам, после окончания работы, согласно заведенной традиции, инкассатор-сборщик, получавший от клиентов повышенные чаевые, угощал своих товарищей — конечно же, спиртным. Обычно от подобных угощений Серега старался под каким-нибудь предлогом отказаться. Но в эту пятницу, после полуторанедельного отсутствия отвязаться от Боярина не получилось, в противном случае мог и обидеть напарника. Опять же по традиции, он и сам должен был проставиться — так сказать, за благополучное выздоровление, посему на Серегины деньги тоже были куплены и водка, и пиво.
Как правило, процесс «остаканивая» проходил быстро: после сдачи ценностей и оружия экипаж за считанные мгновения «накрывал стол» в своей же служебной машине; чтобы не затягивать, разливали сразу по дозе, то есть, делили спиртное ровно на троих, оставляя одну часть в бутылке — водителю; залпом выпивали, закусывали, после чего водитель добрасывал инкассаторов до метро и уезжал на автобазу, в надежде по дороге подхалтурить.
— Признайся, Краснов, сколько у тебя, хотя бы приблизительно было баб? — спросил Боярин, после того, как они вместе с Серегой выпили по первой дозе и принялись закусывать бутербродами с докторской колбасой.
— До тех пор, пока не развелся, мог сказать абсолютно точно. У меня была тетрадь, в которую я записывал каждую свою пассию…
— Что именно записывал? — заинтересовался Серега.
— Не паспортные данные, конечно. Но — дату встречи, имя, а лучше — прозвище, если узнавал — фамилию, возраст, обязательно — национальность. Кстати, ни одной кореяночки я в койку так и не затащил, хотя и японочка была, и монголочка — вообще узкоглазая, и…
— Ладно, не перечисляй, — перебил водителя Боярин. — Ты на мой вопрос не ответил. Количество?
— Я до сотни трех штук не дотянул, прежде чем в красивую влюбился и женился. Отцом стал… — Краснов вздохнул. — А потом аккурат на своей сотой и спалился.
— То есть, после женитьбы ты продолжил, так сказать, пополнять «обойму»?
— А куда б я делся? — даже удивился Краснов. — Меня ведь, как горбатого — только могила исправит. А свою благоверную я и взаправду любил, мало того, что красивая, так еще и хорошая была женщина. Но на беду излишне бдительная, а меня беспечность подвела. Отыскала благоверная мою тетрадочку аккурат после моей сотой записи, в которой и число, и имя с фамилией, и национальность… ее лучшей подруги.
— Гы-гы-гы, — громко заржал Боярин. — Ты, Краснов, на меня не обижайся. Я на самом деле завидываю тебе сильнейшей белой завистью.
— Все нормально, — отмахнулся тот.
— А, кстати, вы слышали, как наш суточник Фуфел однажды перед своей женой едва не спалился? Он ведь тоже по бабам ходок еще тот, минимум две постоянных любовницы имел, к которым в свои смены на огонек заглядывал. А перед Фуфелкой отмазывался, что не заезжает домой ночевать, как другие суточники, потому что начальник вредничает, не отпускает. И
