Борисов втянулся в службу, заработал репутацию одного из самых надежных сотрудников отдела, можно сказать, незаменимого. Отдел занимался много чем, Борисов отлично понимал, что существуют такие направления, о которых он и представления не имеет. Он знал свое: геодезию, картографию, – и знал отлично. А секция их специализировалась на путешествиях, в том числе поиске необычных мест, о коих речь уже шла выше.
Годы пролетели так, что Василий Сергеевич и оглянуться не успел. Он колесил и шагал по белу свету, побывал в тайге, бескрайних степях, среди снежных гор и на немыслимо далеких тихоокеанских берегах. А кроме того, руководители отдела заставляли сотрудников практиковаться в стрельбе, рукопашном бое, иностранных языках, причем все это было жестко: не справляешься? – никто силой держать не станет. Будь здоров, ступай в райотдел, в лагерную охрану, вакансии найдутся. Учили на совесть. Французский, немецкий и английский языки преподавали потертые, помятые жизнью тетушки «из бывших», натаскивая чекистов до уровня свободной беседы… Трудновато приходилось, но Василий Борисов не из тех, кто отступает перед трудностями. По-французски он выучился говорить практически свободно, по-немецки – миттельдойч – неплохо, по-английски – сносно. И практиковался постоянно.
Годы шли, что-то менялось. В окружении Борисова, случалось, исчезали одни сотрудники, появлялись другие. Никто не задавал никаких вопросов: специфика службы, всем все ясно… Ближайшим начальником оставался все тот же латыш, за минувшие годы внешне вроде бы и не изменившийся: человек без возраста. Дослужился он до чина майора госбезопасности, что соответствовало армейскому комбригу. К Борисову у него никаких претензий не было. Тот был по службе безукоризнен, если что и замечал – помалкивал… А замечать в последние года полтора-два он стал то, что наверху затевается нечто очень серьезное.
И не ошибся.
Однажды вечером, когда Борисов с одним молодым коллегой обрабатывали материалы картографической съемки, в кабинете раздался телефонный звонок и знакомый голос произнес:
– Товарищ Борисов, ты чем сейчас занят-т?.. Я-ссно. Передай весь материал сотруднику. Жду у себя через десять минут-т.
Ровно через десять минут Борисов был в кабинете шефа. Тот мельком глянул на часы:
– Оч-чень хорошо. Сейчас мы с тобой идем к руководству.
Борисов кивнул, не став задавать пустых вопросов. Куда идут, зачем? – все выяснится через несколько минут. Да и то насчет «куда» можно не сомневаться: к начальнику отдела, комиссару III ранга Бокию.
Так и вышло.
Комиссар III ранга был высокий худощавый человек с неприятным давящим взглядом. Случалось, на оперативных совещаниях Борисов чувствовал темную силу этого взгляда, стараясь не попадаться на глаза, но сейчас этого избежать было нельзя, и топографа пробрало куда сильнее… Он сразу вспомнил слухи, что ходили про Бокия: что он чуть ли не медиум, владеет тайными знаниями и умениями и что, встречаясь на конспиративных квартирах, он и генеральный комиссар госбезопасности Ягода проделывают нечто такое, о чем простому смертному лучше не знать…
Не успело все это промелькнуть в мыслях, как хозяин кабинета вдруг переменился. Исчезла тяжесть из взгляда, он стал ясным, приветливым, улыбка сделала лицо совсем другим – точно два разных человека успели побывать перед подчиненными в течение секунды.
– Ну-с, Василий Сергеевич, присаживайтесь. Не хотите ли чаю?
По неуловимому движению бровей и век майора Борисов понял, что отказываться не стоит.
– Благодарю. С удовольствием.
Комиссар III ранга улыбнулся шире:
– Превосходно. Разговор предстоит долгий, серьезный, лучше провести его в режиме товарищеского чаепития…
* * *– …Ну вот, собственно, так.
Интонацией Борисов подвел некую промежуточную черту после рассказа о том, как в беседе в комиссарском кабинете он узнал примерно то же, что в свое время и в своем месте узнал Бродманн. Что в Центральной Африке есть загадочное место… бла-бла-бла… и что следует туда проникнуть. И что эта задача доверена ему, Василию Борисову.
Далее он рассказал, как разрабатывалась легенда «Борисов-эмигрант» и сама операция. Разговор у Бокия состоялся в конце зимы прошлого года, более месяца потребовалось на отработку легенды, подготовку документов, нелегальный переход китайской границы… Через полгода в русской диаспоре Харбина Борисов чувствовал себя вполне уверенно. Покрутившись, пообтеревшись, примелькавшись там, он под католическое Рождество отправился голландским пароходом в Гавр, встретил в Индийском океане новый, 1937 год и к православному Рождеству был в Париже.
Здесь у него имелся контакт: владелец маленькой часовой мастерской близ площади Клиши, давний агент советской разведки, работавший как за деньги, так и за идею – одно с другим у него сочеталось самым преотличным образом. Борисову показалось, что на него ремесленник смотрит как-то особо пристально, словно сравнивает его с кем-то… Но показалось или не показалось, а работу свою часовщик выполнил безупречно: сперва пристроил Борисова в геолого-разведочную компанию, потом счастливым случаем подвернулся Ланжилле, что можно было расценить как подарок судьбы. Срочно собравшись, Борисов отбыл в Африку.
– Хотя…
Он произнес это вслух и умолк.
– Что? – вмиг уловил паузу Реджинальд.
Борисов улыбнулся:
– Хотя уже тогда он мне показался примерно таким же, что и я вам: знает больше, чем говорит. Ну да ладно, не будем забегать вперед!
В Леопольдвиль он прибыл в начале апреля, связь с часовщиком поддерживал письмами – с виду скучноватая необязательная переписка двух рядовых людей. Но, естественно, рутинные фразы несли зашифрованную информацию. В первых двух письмах из Парижа все было стандартно, и ответил Борисов так же. А вот третье письмо…
В нем были тревожные сигналы, причем такие, что ясно: автор не решается сказать о самом важном, чтобы не «подставить» адресата. Это Василий Сергеевич понял сразу, а поразмыслив, понял и то, в каком направлении следует искать разгадку.
Занятый насущными делами, он не очень следил за прессой и радио, а тут спохватился, накупил ворох газет, местных, бельгийских и французских, взялся методично листать их… и нашел, кажется, искомое.
Вот! «Судебные процессы в Москве». Французская газета. Он жадно проглотил статью.
«Да уж…» – таковы примерно были его слова по прочтении.
Он знал, конечно, что еще осенью с должности наркома внутренних дел переведен на должность наркома связи Генрих Ягода и произошло некоторое переформатирование структуры наркомата. В частности, спецотдел стал именоваться Девятым отделом, но Бокий