304. (так она тогда думала)

305. Некоторые из лучших ее и Джима споров касались коннотаций фразы «Критиковать любой может», которую Джим обожал повторять на все лады ироничной многосмысленности.

306. Джоэль ван Дайн и Орин Иканденца оба помнят, что первыми заговорили именно они. Непонятно, кто из них путает, и путает ли, хотя интересно отметить, что это единственный из двух случаев, когда Орин считал себя заговорившим первым, – второй был со «швейцарской моделью рук», на обнаженном боку которой он неистово чертит знаки бесконечности все время отсутствия Субъекта из «Момента».

307. = точка зрения.

308. В торговом центре «Честнат Хиллс» на Бойлстон / Шоссе 9, мимо которого команда А ЭТА ковыляет несколько раз в неделю, на пробежках, – сетевой ресторан, но первоклассный и славный, а в бруклайнском «Лигале» особенно славный выбор морепродуктов, и метрдотель, оказывается, знал доктора Инканденцу, и назвал его по имени, и принес ему первое и второе, даже не спрашивая.

309. Жаргон: «Исследования Кино/Картриджей».

310. Трехсторонний североамериканский иммиграционный бюрократический аппарат.

311. Жаргон бостонских АА. НЗ – это «Никто не застрахован», ломик против отрицания у людей, которые любят сравнивать свои и чужие жуткие последствия злоупотребления, суть которого в том, чтобы показать, что бомж с носками вместо перчаток, заливающий зенки Листерином в 07:00, всего лишь в паре шагов дальше по той же самой скользкой дорожке, на которую уже вступил ты, когда Пришел. Или что-то в этом роде.

312. Бюрократический аппарат по распределению квебекских пенсий, из-за которого отец Марата, ныне усопший, не получил ничего, кроме б/у кардиостимулятора «Кенбек».

313. См. примечание 304.

314. Маратовское malentendu слова «проживание».

315. Как например случаи, когда Ч. Т. и Маман приезжали в Логан забрать после кинокомандировок Марио и Самого – Марио с оборудованием, Самого – мокрого и одутловатого после давления в кабине и отсутствия места для ног, с вечно звенящими пластиковыми бутылочками с неоткрываемыми крышечками в карманах пиджака, – и в машине по дороге в Энфилд дядя Марио заводил безумный офелианский монолог-болтологию, от которого несчастные зубы Самого скрежетали так, что когда они сворачивали на обочину и Марио обходил машину и открывал дверцу, чтобы Самого стошнило на улицу, в рвоте была крошка, зримая белая зубная крошка, от скрежета.

316. © 1981 до э. с., издательство ООО Routledge & Kegan Paul, Лондон, Великобритания, чрезвычайно дорогой хардкавер; на диске не выпускалась.

317. Не забывайте, Мэна больше нет.

318. Семейная идиома Инканденц, обозначающая «объедки».

319. Главная библиотека, МТИ, Восточный Кембридж.

321.

Подтверждающий пример, 1930, четв. 12 ноября ГВБВД, ком. 204, общежитие Б:

– Нет, смотри, тут все равно тангенс. Производная – угловой коэффициент касательной в данной точке функции. Неважно, что это за данная точка, – дадут ее тебе на экзе.

– Это все будет на госах? Что-то сложнее тригонометрии?

– Блин, а это что, не тригонометрия? Тебе дадут текстовую задачу, в которой будут изменяющиеся параметры – что-нибудь растет, напряжение там, инфляция валюты ОНАН по отношению к валюте США. Дифференцирование просто сэкономит тебе кучу времени, а в тригонометрии будешь считать изменения с этими треугольниками в треугольниках. Тригонометрия для темпов роста – мозговыносящая хреновина с морковиной. А нахождение производных – та же тригонометрия, только с воображением. Воображаешь, как точки непреклонно движутся друг навстречу другу, пока с практической точки зрения не становятся одной точкой. И угловой коэффициент данной линии становится угловым коэффициентом касательной.

– Одна точка, которая две точки?

– Да разуй свое гребаное воображение, Инк, и плюс вспомни парочку пределов, без них никуда. Впрочем, на госах с пределами до тебя докапываться не будут, поверь мне. Все это по сравнению с эсхатоновскими расчетами – аппетитное блюдо из пареных корнеплодов. Сдвигаешь две точки, для которых рассчитываешь тангенс угла наклона касательной, бесконечно близко – а дальше подрубаешь готовую формулу.

– Можно я расскажу тебе свой сон, а потом по инерции с него продолжим вгрызаться в это?

– Просто шпаргалку себе на руке запиши. Функция х, степень n, значит, производная – nxn-1 для любых задач по темпу прироста, которые тебе зададут. Это предполагает, конечно, и рассчитываемый предел, но никто не будет докапываться до тебя со сраными пределами на сраных госах.

– Это был сон про ДМЗ.

– Ты хоть понял, как все это применяется для задачек на темпы прироста?

– Там был твой экспериментальный армеец с огромной дозой.

– Давай-ка я дверь прикрою.

– Ливенвортский заключенный. Который, как ты сказал, покинул планету. Который распевал Этель Мерман. Это было ужасно, Майки. Во сне я сам был тем армейцем.

– То есть теперь ты предполагаешь, что реальный икспириенс с сам-знаешьчем будет напоминать икспириенс из кошмара.

– Ха. Почему кошмар? Откуда ты взял, что это был кошмар? Я разве сказал «кошмар»?

– Ты сказал «ужасно». Вот я и предположил, что это была не прогулка по вересковому полю.

– Во сне ужас заключался в том, что на самом деле я не пел «There's No Business Like Show Business». На самом деле я звал на помощь. Я кричал: «Помогите! Я зову на помощь, а все ведут себя так, будто я исполняю каверы Этель Мерман! А это же я! Это я, зову на помощь!»

– Это же сон уровня Раск, Инк. Стандартный сон про «меня никто не понимает». ДМЗ и Мерман можно пренебречь.

– Но еще присутствовало особенное одиночество. Ни на что не похожее. Кричишь, что зовешь на помощь, а вместо этого поешь шлягер, пока вокруг собираются санитары и врачи, щелкают пальцами и притаптывают ногой.

– Я упоминал, что ДМЗ не выявляется при GC/MS? Сбит откопал это в какой-то пыльной сноске по пищеварительной микрофлоре. Он же на основе плесени фитвиави. Если она и выявляется, то в виде легкого случая молочницы.

– Я думал, молочница только у девушек.

– Инк, ну что ты как ребенок. Факт номер два – Сбит уже почти докопался, что изначально эту штуку придумали, чтобы вызывать, как там говорится, трансцендентный опыт у – зацени – хронических алкоголиков в, типа, 1960-х, в Верденском протестантском госпитале Монреаля.

– Почему этой осенью, куда я ни шагну, все