КККП уполномочены конфисковать литературу и даже железо для настольного издательства или ИнтерЛинка и проч. без всяких ордеров.

– КККП.

– Маунти, О.

– Такие Нельсоны Эдди в дурацких шляпах и яшмовых мундирах.

– Что-то вроде. Следующий вопрос.

– Значит, ты не представляешь, как в связи со словом «samizdat» могло всплыть имя Чокнутого Аиста.

– Это второй вопрос?

– Считай его 1(а).

– В строгом смысле слова – нет. Наверное, я еще могу представить, как какие-нибудь sёparatisteur'ы трактуют «Онантиаду» или «Кирпич» как антиреконфигурационные фильмы. Ну, может, что-то вроде «Индейки улетают на юг». Многое от Самого тоже распространялось из рук в руки. И «Остранение собственности», предположительно, можно истолковать как аллегорию о Впадине, хотя при этом забывают, что фильм вышел еще до того, как Джентл стал президентом. Но можешь сказать своему Субъекту, что творчество Самого было до мозга костей американским. Его интерес к политике был продиктован исключительно формой. Весь. И ни один фильм не запрещен. Что еще есть на задворках «ИнтерЛейса» – найдется в любой Сетке: «Онантиаду» можно заказать что в Манитобе, что в Веракрусе, что где хочешь.

– Кстати говоря, о квебекском сепаратизме.

– И откуда у меня мрачное предчувствие, что сейчас будет 1(а) – точка-один или что-нибудь еще. Может, я перезвоню тебе завтра, потрепемся в свое удовольствие. До самого Эсхатона в 14:00 я буду сидеть и готовиться к госам. И плата за телефон в праздники ниже.

– Мне денег не жалко.

– А может, ты просто сразу позвонишь человеку, который действительно тот самый человек, с которым можно поболтать обо всем канадском, О.

– Умора.

– Тогда перейдем к вопросу номер 2 – мой соляной раствор стынет.

– Он серьезный: что бы ты ответил, если бы некий головастый и обаятельный Субъект спросил тебя, что бы ты ответил на то, что каждый канашка – сепаратист, от Bloc Q^becois и Fils de Montcalm до самых радикальных пучеглазых маргинальных сект и террористических ячеек…

– Не могу не протестовать против слова «канашка», О.

– Прошу прощения. Вопрос в том, почему вся квебекско-сепаратистская флора и фауна выкинула изначальную цель – суверенность Квебека – на помойку и как будто в одночасье переключилась со всей самоотдачей на агитацию против ОНАН и Реконфигурации и требование вернуть Впадину на нашу карту.

– О., это онанская политика. Я бы посмотрел своему Субъекту прямо в прекрасные голубые глаза и сказал начистоту, что вся область наномикроскопии еще не настолько развилась, чтобы измерить мой интерес к устройству онанской политики. Мне хватает за глаза уроков Путринкур. Все это неприятно, сухо, занудно и по большей части уныло. Хотя у Теве в учебнике попадаются довольно романто-исторические завороты, про…

– Я серьезно. У тебя есть хоть какая-то подготовка. Наш единственный проректор-канашка преподавал керамику.

– Но это же ты у нас с Плеядой, пятеркой по госу по расширенному французскому и умением грассировать.

– Это все парижское французское. И я теперь даже спорт не смотрю, какая там политика. Просто задумайся на секунду. Субъект поднял вопросы, которые мне не по глубине.

– Это даже не правильное выражение, О. Но ты что же, честно просишь, чтобы я углубил твою глубину? Или просто ищешь живой сборник кратких содержаний, чтобы внедрить впечатление глубины в какую-то очередную кампанию по уламыванию? Заявишь, что изучал онанскую политику у иезуитов?

– Возникла непростая ситуация. Пришлось сказать Субъекту, что мне придется подумать и все взвесить, что я всегда сперва глубоко обдумываю, а не выдаю первое попавшееся мнение.

– И только не говори мне: это твоя журналистка из «Момента»? Твой Босуэлл с пятым размером? Вот почему она едет ко мне? А вся история про семейно-исторический профиль на прошлой неделе – уловка? Я что, правда должен теперь обрисовать ей тебя как политически активного бывшего семинариста, который женат на женщине, предать которую может искусить только богиня героических пропорций? Потому что я тебе сразу скажу, что Штитт никого из нас не подпустит ни к кому из желтых таблоидов вроде «Момента» без него или Делинта над душой. Знаешь ли, давно уже канули в Лету дни Самого, который в упор не видел, как шастают по территории журналисты типа «кто-здесьновая-славная-Венус-Уильямс». Теперь Штитт решает, кому и с кем говорить. У Делинта целое язвительное приложение к руководству приемной комиссии о развитии юниоров и губительном вреде славы.

– Елена пробьется.

– Штитт не даст мне славить твою политическую проницательность, псевдожену или чего там еще. Он приучил Ч. Т., что здесь у нас профилактика против внимания СМИ. Он считает, что внимание СМИ уродует юниоров. Теперь руководство сравнивает академию с чревом, а славу – с талидомидом. Штитт натравит на нее Ч. Т., а Ч. Т. будет парить ей мозги, пока она не бросится в окошко, как прошлой осенью журналистка из Conde Nast.

– Забудь про профилирование. Хочешь – говори с ней, хочешь – нет. Это личное.

– То есть ты обнаружил, что у нее есть маленькие дети и, возможно, брак, который ты можешь изуродовать.

– Сделаю вид, что ничего не слышал. Елена – особенный Субъект. Я обнаружил в Елене такие уровни и измерения, что профилирование тут вообще ни при чем.

– То есть она крепкий орешек. То есть ты взял ее на прицел, а она не поддалась. И при этом ей известно, что ты не женат и не измученный иезуит. Она устойчивая к стратегиям, потому что слишком много знает, чтобы попасться на фальшивую личность.

– Повзвешивай со мной секундочку, если закончил. Останови в любой момент. Поправь в любой момент. И для ультралевых, и для ультраправых розовой мечтой всегда было суверенное отделение Квебека, исторически-то, нет? Я прав? Fronte ЬШёгайоп и так далее? Fils de Montcalm. Или там du? Это они в спандексе и размалеванные под капкейки? Сбросили на Оттаву гигантские торты после третьего Мичского соглашения?

– Паризо со товарищи и так далее. Можешь остановить или поправить в любой момент. Весь замес был в том, чтобы отделить Квебек от Канады, так? Мич и Шарлоттаунские бунты. Убийство Кретьена. «Notre Rai Pays». Террористы в клетчатой фланели. Французская Канада для франкофонов.