от которого плавится лицо и остается одна только обнаженная серо-красная лицевая мускулатура на всю твою жизнь уродливого парии, в плане леденящих кровь ночных нарративов о Впадине, – редко встречаются к югу от люцитовых стен и АТИБСМЕ'нных КПП, которые очерчивают Великую Впадину, и то только раз в тысячу лет где-нибудь в районе новопограничного городка Метуэна, Массачусетс, его еще городская Торговая палата прозвала «Городом, который перестроила Взаимозависимость», и в любом случае, вопреки заверениям Блотта, редко попадаются по одному, будучи хищным стадно-кочевым животным вроде саранчи, прозванным канадскими агрономами «пираньей равнин». Большое поголовье диких хомяков в богатой на отходы метрополии Бостона, не говоря уже о прокопанных территориях ЭТА, стало бы почти грандиозным бедствием для общественного здравоохранения, вызвало бы попросту бесконечное бегание кругами и сгрызание ногтей со стороны взрослых и выжгло бы мегакалории предподросткового стресса у игроков ЭТА. Этим днем в боковом туннеле каждый мальчик, с ушками на макушке, глазками нараспашку и мешком наизготовку, всем сердцем надеется на хомяка – за исключением Кента Блотта, который просто и горячо надеется хотя бы на зрительный контакт, или образец помета, которые спасут его от дисциплинарного подвешивания вверх тормашками в кабинке уборной, пока какой-нибудь сотрудник не найдет его по воплям. Он напоминает Туннельному клубу, что не то чтобы утверждал, будто заприметил, как зверь направлялся именно сюда, – он только мельком видел, как зверь выбегал в сторону, предполагавшую интерес или, как бы, вероятность движения сюда.

Из коробки с разорванным скотчем на крышке, лежащей на боку, вывалилась куча старых ТП-картриджей – старых и по большей части без ярлычков, на полу туннеля в веерообразной форме, и Гопник с Питерсоном жалуются, что картриджи острыми краями дырявят их мешки «Радость», и Блотта отряжают до освещенного предбанника у начала туннеля в Админке, где начинает собираться уже серьезная пахучая гора пакетов, с тремя мешками картриджей и фруктовых корочек, только наполовину полными.

Плюс подтверждение наличия дикого хомяка, сходятся во мнении Чу, Гопник и «ЭсТиПи» Питерсон, наверняка отвлечет администрацию ректора от послеэсхатонской расправы над Старшими товарищами Пемулисом, Инканденцей и Аксфордом, которую эсхатонская фракция клуба видеть не хотела бы, не особенно, – хотя и существует консенсус, что никто не против посмотреть, как по первое число и пятой точке всыплют злобной Энн Киттенплан. Плюс набегами хомяков можно как-то объяснить оккультные появления огромных и необъяснимых предметов ЭТА в неподходящих местах, которые начались с августа, когда на голубом ковре вестибюля нашли тысячи рассыпанных тренировочных мячей, а потом в середине сентября на корте 6 во время утренней тренировки обнаружилась аккуратная пирамидка из энергетических батончиков «АминоПэл», и с тех пор участились в арифметической прогрессии, что ни у кого не вызывает бурной радости, – дикие хомяки известные таскальщики и переставляльщики, и если не могут что сожрать, то обязательно учинят какую-нибудь херню, – и тем облегчить настроение почти-истерики, которое вызвали таинственные перемещения как в рядах аборигенских синих воротничков, так и эташников до-16. Благодаря чему, предсказуемо, ребята из Туннельного клуба станут какими-то даже героями, что ли.

Они двигаются по туннелю, их ртутные лучи слабо-розового цвета скрещиваются, и разбегаются, и режут под острыми углами.

Но даже подтвержденная крыса – уже успех. У заведующей учебной частью миссис Инк дичайшая фобия на паразитов, мусор, насекомых и общую угрозу гигиене, и мужики из «Оркина» с пивными брюшками и игральными картами с голыми девушками в шпильках на рубашках (по утверждению Маккенны) дважды в семестр по самое не балуй заливают территорию ЭТА ядами. Никто из мальчиков в ЭТА – у которых тот же постлатентный фетиш на паразитов, что и к подземным путешествиям и эксклюзивным клубам, – никто ни разу не видел и тем более не ловил где-нибудь в окрестностях крысу, таракана или хотя бы там завалящую чешуйницу. Так что молчаливый консенсус клуба – хомяк оптимален, но сойдет и крыса. Всего одна жалкая крыса подарит всему клубу достойный смысл, объяснимую причину для сборов под землей – всем немного неловко любить собираться под землей без какой-либо внятной или убедительной причины.

– Соня, как думаешь, сможешь поднять и оттащить?

– Блин, Чу, я даже близко подходить к этой штуке не собираюсь.

Слышатся далекие звук шагов и какофонический свист возвращающегося Блотта, а также тихий писк кроссовок над головами.

Гопник останавливается, обводит светом фонарика собравшихся, играя на лицах.

– Так. Кто-то взбзднул.

– А что это тут рядом, Сонь? – Чу пятится, чтобы охватить лучом фонарика что-то широкое, приземистое и темное. – Не посветите, ребзя?

– Потому что кто сейчас взял и испортил воздух в этом тесном невентилируемом пространстве?

– Чу, это комнатный холодильник, успокойся.

– Но он больше комнатного холодильника.

– Но и не такой большой, как настоящий холодильник.

– Что-то между.

– А я что-то чую, Гоп, факт.

– Запашок есть. Если кто-то перднул – признавайтесь.

– Так или иначе, запашок.

– Только не пытайся описать его словами.

– Сонь, это и близко не похоже на человеческий пердеж.

– Слишком мощно для пердежа.

– Может, Тедди Шахту приперло, вот и он спустился сюда, чтобы бзднуть.

Питерсон наводит фонарик на коричневый холодильник среднего размера.

– А вы же не думаете…

– Не может быть. Не может быть, – говорит Чу.

– Чего? – спрашивает Блотт.

– Даже не думай, – говорит Чу.

– Лично я даже не думаю, что какое-либо млекопитающее может так пердеть, Чу.

Питерсон смотрит на Чу, их лица в ртутном свете бледны.

– Не может быть, чтобы кто-то выпустился и оставил здесь холодильник, не достав еду.

– От этого и запах? – спрашивает Блотт.

– А это не холодильник Пирсона с прошлого года?

Сонный ТиПи оборачивается.

– Кто чувствует, э-э, типа, элемент разложения?

Свет на потолке туннеля от поднятых рук.

– Кворум по вони разложенческого типа.

– Проверим? – говорит Чу. – Вдруг там сидит блоттовский хомяк.

– Жрет что-нибудь невыразимое, например.

– Хочешь открыть, что ли?

– У Пирсона как раз был холодильник больше обычного.

– Открыть?

Чу чешет за ухом.

– Мы с Гопом посветим, Питерсон откроет.

– А что я-то?

– Ты ближе всех, Соня. Задержи дыхание.