самоубийства отца – заставляет жалеть, что она не может заплакать. Вот почему она всегда так торопится оставить Марио одного, не кружить над ним и не баловать, не относиться поособенному, как ни хотелось бы: это ради него. Довольно благородно, и достойно жалости. Ее любовь к сыну, рождение которого стало неожиданностью, сильнее любых других чувств и питает ее жизнь. Как подозревает Хэл. Именно Марио, а не Аврил, принес Хэлу первые издания несокращенных Оксфордских словарей, когда Хэлу все еще нельзя было выйти из дома в ожидании оценки умственного развития, – Бубу приволок их домой на тележке в своих премолярах по асфальтовым дорогам в деревенском стиле Уэстона, за несколько месяцев до того, как Хэла протестировали на Что-нибудь Сверхэйдетическое с помощью Мнемонической вербальной анкеты, разработанной дорогим и близким коллегой Маман по Брандейсу. Именно Аврил, а не Хэл, настаивала, чтобы Марио жил не в ДР с ней и Чарльзом Тэвисом, а с Хэлом в общежитии ЭТА. Но в Год Молочных Продуктов из Сердца Америки именно Хэл, а не она, когда легат в вуали из Унии Радикально Обезображенных и Травмированных явился у ворот ЭТА, чтобы обсудить с Марио дихотомию слепого приобщения к обществу и визуального остранения, а также открытость скрытости, которую дарит вуаль, именно Хэл, хоть Марио и посмеялся, и сделал полупоклон, именно Хэл, поигрывая своей палкой от «Данлоп», заявил мужику, чтобы тот шел впаривать свое тряпье куда подальше.

30 апреля/1 мая Год Впитывающего белья для Взрослых «Депенд»

Небо над американовой пустыней было засеяно синими звездами. Стояло уже глубоко за полночью. Только над американовым городом в небе было пусто от звезд; цвет неба жемчужный и пустой. Марат пожал плечи.

– Возможет быть, в тебе назревает понимание, что граждане Канады не есть реальные коренья угрозы.

Стипли покачал голову в кажущемся раздражении.

– Сам-то понял, что сказал? – спросил он. Дикий парик его соскользнул затем, как он двинул голову в сильной резкости.

Впервые Марат выдал намек на какие-либо чувства – чересчур суетливо разгладил по пледу на коленях.

– Я хочу говорить, что в финальном итоге не квебекуа нанесут пинок в l'aine des Etats Unis [97]. Воззри: факты ситуации говорят сами по себе. Что знается? Это американовое производство, этот картридж Развлечения. Создан американским мужем в США. Аппетит на его привлекательство: также американовый. Жажда американов к очевидению, которое взращивает ваша культура. Как я и говорил: вот почему выбор – это все. Вот почему, когда я говорю тебе выбирать с заботой в любви, а ты фырчишь, я взираю и думаю: верить ли очам меня, что он фырчит про такое? – Марат слегка наклонился вперед на культях, отпустив пистолет-пулемет, чтобы применить обе руки в аргументации. Стипли видел, как это важно Марату: он действительно в это верил.

Вещая, Марат делал руками в воздухе выразительные кружки и зарубки:

– Эти факты ситуации, которые сами по себе говорят о страхе твоего Бюро пред samizdat: вот что случается, когда люди выбирают любить ничего, кроме себя, каждый самого. Американ, который готов умирать – и дать своим чадам умирать тоже, каждый самого – за так называемое идеальное Развлечение, этот фильм. Который готов умирать ради шанса кормиться большими ложками этой смерти от удовольствия, в уюте дома, одиночкой, не шевелясь: Хью Стипли, в полной серьезности, будучи гражданин твоего соседа, я говорю тебе в лицо: забудь на мгновение о Развлечении и подумай лучше о США, где такое достаточно, чтобы твой Департамент страшился: как долго ли будет тянуть в будущем такое США? Выживать как нация народа? Молча уже о том, чтобы простирать владение на другие нации других народов? Тем паче если эти другие народы еще помнят, что значит выбирать? и предадут себя на погибель за что-то большее? и пожертвуют уютом дома, возлюбленной женщиной дома, ногами, даже жизнью ради чего-то того, что больше своих собственных желаний настроения? и выберут не умереть ради удовольствия, одиночкой?

Стипли с холодной решимостью закурил новую в очереди сигарету Бельгии и теперь с одной спички. Затушил спичку в круговом взмахе и тычке рукой. Все это прошло в молчании. Марат расслабился и осел. Марат предался вопросу, отчего наличие поблизости американов всегда придает ему слабый стыд из-за того, что он говорил, во что истинно верил. Послевкусие стыда после признания в страсти к убеждениям любого сорта, если невдалеке наличие американцев, словно он делал метеоризм, а не признание.

Стипли водрузил локоть на предплечье второй руки перед своими протезами, чтобы курить женственно:

– Хочешь сказать, что администрация даже не почесалась бы из-за Развлечения, не знай они, что мы смертельно слабы. Как нация, в смысле. Хочешь сказать, что сам факт, что мы паримся, уже многое говорит о нас как о нации.

Марат пожал плечи.

– У нас – мы ни к чему не понукаем американов в уюте дома. Мы только делаем доступным. Развлечение. А значит, дальше грядет выбор, испробовать его или выбрать не испробовать, – слегка разглаживая по пледу на коленях. – Как выберут американы? Кто учил их выбирать с заботой? Как ваши Департаменты и Агентства защитят их, ваш народ? Законами? Убийствами квебекуа? – Марат приподнялся, но очень слегка. – Как вы убивали колумбийцев и боливийцев, чтобы защитить граждан США, которые жаждали их наркотиков? И что же, помогло это вашим Агентствам и Департаментам, убивание? Как скоро мертвецов Колумбии заменили бразилийцы?

Парик Стипли накренился на правый борт.

– Реми – нет. Наркодилеры не хотят твоей смерти, необязательно; хотят они бабла. Так что есть разница. Ваши, очевидно, хотят нашей смерти. Не просто возврата купчей на Впадину. Не просто сецессии Квебека. FLQ – они, может, и типа боливийцев. Но Фортье хочет только нашей смерти.

– И ты пропускаешь обратно, что важное. Почему BSS не в могуществе нас понять. То, что мертво, убить нельзя.

– Говори-говори, пайсано, еще посмотрим, кто тут мертвый.

Марат сделал жест, как будто бил себя поверх лба.

– И обратно пропускаешь важное. Этот аппетит выбрать смерть от удовольствия, если возможно ее выбрать, – этот аппетит твоего народа не пребывать в могуществе выбирать аппетиты, вот что смерть. То, что ты зовешь смертью, – коллапс: это будет лишь формальность. Ты не понимаешь? Вот гений Гийома Дюплесси, чему мсье Дюплесси учил ячейки, хотя