И потому вторую половину расходов обеспечивает само же духовенство. В первую очередь служители Гушима – грехоторговцы и Жадные Монахи. Ростовщичество и торговля индульгенциями – очень спорные вещи, но добытые таким образом деньги идут на благие дела.
Именно об этом и попросил Массено. Выделить ему толику презренного злата, дабы скорейшим образом попасть в Астучию.
– Ты знаешь порядок, брат, – недовольно ответил Жадный Монах. – Я не вправе распоряжаться собранным по своему усмотрению. Я вношу добытое в церковную казну, она посильно распределяет суммы меж орденами, а уже твой орден выдает тебе на пропитание.
– Клянусь Двадцатью Шестью, что дело мое срочно и важно, брат, – сказал Массено. – Я не просил бы, не будь оно таковым.
– Каково же оно? – проскрипел гном. – Я вправе сделать исключение, если посчитаю это верным, но для такого мне нужно знать всю подноготную.
– Я рад бы ответить тебе, брат, но не вправе, по крайней мере, до тех пор, пока не попаду в Астучию и не испрошу разрешения. Это дело принадлежит не мне, а Инквизиторию, мои уста скованы печатью.
– Дела Инквизитория – важные дела, – согласился Жадный Монах. – Я верю тебе, брат, но мне нужно что-то записать в моей расходной книге. Я должен знать твое имя и цель, на которую пойдут выданные средства.
– Я смиренный брат Массено из ордена Солнца. Что же до моих целей, то я могу лишь повторить уже сказанное прежде.
– В таком случае моя мошна останется запертой, брат. Сожалею. Если тебе необходимо передохнуть или утолить голод, ты можешь отправиться к нашим братьям из ордена Барсука – их странноприимный дом всего в двух кварталах отсюда.
– Нет, брат, мне жизненно необходима достаточная сумма, чтобы оплатить вход в портал, – с сожалением промолвил Массено. – Возможно, ты согласишься, что мое дело и впрямь заслуживает твоей помощи, увидев это.
Солнцегляд отвернул ворот рясы и показал гному то, от чего его глаза расширились. Кулон с двойной спиралью, полученную от инквизитора пайцзу. Конечно, при виде нее Жадный Монах немедленно расстегнул мошну и выдал Массено два полновесных полуоктогона и две дюжины серебряных толлей.
Эти священные пайцзы – совершенно особенные изделия. Их создают тоже монахи Гушима, Святые Кузнецы из ордена Наковальни. На каждой лежит великая благодать, и обладание ею делает Массено нунцием.
А нунций – совершенно особенное лицо. Как представитель Астучии и церкви, он говорит от имени понтифика, а понтифик говорит от имени бога. Нунций обладает властью приказывать любым представителям духовенства, кроме понтификов, иерофантов, фламинов, архимандритов и великих магистров. Такие пайцзы выдают только самым доверенным, самым надежным клирикам – и горе тому, кто злоупотребит этой властью.
Потому Массено и не хотел ее показывать. Он не самый доверенный и надежный. Отец Стирамед передал ему пайцзу только потому, что никого иного рядом не было. И хотя по статусу Массено теперь самый настоящий нунций, внутренне он себя таковым не ощущал.
Но по крайней мере теперь Массено располагает порядочной суммой. Монеты в его карманах тянут на полторы тысячи хлебов – хватит не на одно, а на три пользования порталом, да еще и на прочие расходы останется.
На долю секунды Массено даже захотелось употребить толику этих денег на некоторое излишество. Возможно, выпить кофе или отведать сладкого кренделька. Это обошлось бы всего в пару дрошей.
Но монах тут же отогнал греховную мысль. Стезя солнцегляда – аскеза. Не для того Массено дал выжечь себе глаза, чтобы погрязнуть в роскошествах. Его питание – хлеб и вода.
И еще молоко. По праздникам.
Ночевать в странноприимном доме Массено не стал. Поезд прибудет уже сегодня, хотя и во втором полуночном часу. Он предпочел устроиться на жесткой скамье перрона и немного подождать. Подняв точку зрения повыше, он стал с любопытством рассматривать жизнь станции.
Гремлины славятся своей точностью. Если не случается непредвиденного, их поезда приходят строго по расписанию. И по мере того как приближался обозначенный час, на перроне становилось все люднее. Многие едут на юго-запад, к порталу, или еще дальше, в Чеболдайск, горную столицу Грандпайра.
Одна из пассажирок привлекла внимание Массено. Худенькая дрожащая девушка в элегантной шляпке. Она испуганно озиралась, семеня через перрон, а в отдалении, но явно ее преследуя, шествовал угрюмый детина с повязкой на глазу.
Расстояние меж ними сокращалось. Обернувшись в очередной раз, девушка заметила идущего за ней мужчину, втянула голову в плечи и ускорила шаг. На помощь она не позвала – просто порскнула к узенькому переулку, явно надеясь там спрятаться.
Но одноглазый шагал прямо за ней. Массено, которому увиденное очень не понравилось, поднялся со скамьи и пустился вдогонку. Он лишь надеялся, что успеет вовремя – и девушка, и одноглазый уже свернули с перрона, исчезнув в переплетениях складов.
Чтобы их не потерять, Массено возвысил точку зрения. Теперь он надеялся, что под ногами не окажется камня или ухаба – Массено стал видеть себя крохотным, как мышь, а дорогу перестал различать вовсе.
Зато уж станция и все ее окрестности предстали перед монахом, точно геодезический чертеж. Он высмотрел среди десятков фигурок девушку и мужчину – те все больше сближались. Более того – там, куда бежала девушка, стояли еще трое мужчин – и они явно ее поджидали.
Массено подоспел как раз вовремя. Насмерть перепуганная девушка вбежала в тупик – и едва не столкнулась с огромного роста парнем. Она тут же развернулась, но выход уже перекрыл одноглазый. Он зло сплюнул и спросил:
– Что, твари, заманить меня решили?
– Конечно, – ответила девушка. – И ты попался.
Испуганной она больше не выглядела. Спокойно стояла спиной к троим мужчинам – а те медленно двинулись навстречу одноглазому. Их лица странно исказились, глаза налились красным, из-под верхних губ полезли… клыки!
Так же изменилась и девушка. Несомненная вампирша, она хищно оскалилась, выпуская длиннющие когти.
Стоявшего в тени Массено эта четверка пока не заметила. Он хотел уже снять повязку, когда одноглазый вынул из карманов руки… одну руку.
Вместо второй у него мерцало длинное лезвие. Священный крис, выкованный из сплава корония, небесного железа и руды из самых глубин земли. На лезвии извивался характерный узор-памор – тот самый узор, что ужасает нежить больше пламени, больше серебра.
Еще один ножевой.
– Медам Савой, – прохрипел он. – Мессиры Скурд, Типрос и… тебя я не знаю.
– Я Гиродо, – назвался четвертый вампир. – Из тех самых Гиродо, что…
– Не продолжай, – резко взмахнул рукой ножевой.
Крис со свистом разрезал воздух и впился вампиру в горло.
Какой-то миг казалось, что тут ему и конец. Но высшие вампиры – это не безмозглые упыри. Крис вонзился едва ли на ноготь – а вампир тут же шарахнулся назад. Мертвяк оказался быстр, как Вентуарий, – и хотя на грудь ему заструилась темная грязная кровь, жив он остался.
А остальные трое взметнулись кверху. Какую-то долю секунды они парили, словно дымные облачка, – а потом ринулись к
