– Что вы сказали?! – закричал он на них.

– Закопай под бананом помет обезьяны, – пропела Альпа.

И три сестрички Мистраль, сорвавшись с места, начали пританцовывать, словно возле волшебного котла, громко распевая бессмысленные строчки:

– Закопай под бананом помет обезьяны!

Тедрос грохнул кулаком по прутьям решетки и подергал запертую дверь, намереваясь оказаться внутри камеры:

– ЧТО ВЫ СКАЗАЛИ?!

Но сестры продолжали скакать и хихикать, не обращая на Тедроса никакого внимания. Он еще несколько раз подергал дверь, но никакого успеха не добился, как и в случае с застрявшим в камне мечом. Тогда он прижал лицо к прутьям решетки и прокричал:

– Я убью Змея! Клянусь! А потом вернусь и убью вас!

Теперь ему не оставалось ничего другого, как только возвращаться назад ни с чем. Тедрос поднялся по лестнице, толкнул каменную дверь…

Она не шелохнулась.

– Кей!

Он больше не хотел собирать армию. Не хотел собирать саммит и советоваться с волшебниками. Больше не хотел ждать ничего и никого. Он хотел только одного – немедленно вскочить на коня, поскакать на Ринг и найти этого Змея.

Тедрос продолжал яростно барабанить кулаками в дверь, а снизу, из подземелья, доносилось ехидное кудахтанье ведьм.

Сегодня ночью Лев зарычит, и его рев услышат повсюду.

17

Софи. Зал Картографии

Софи следовало бы думать о Змее.

О Змее, в жилах которого течет кровь Артура. О Змее, который держит в страхе Леса. О Змее, который убил их друга и теперь намерен расправиться с ними самими.

Но она не могла думать о Змее. Все мысли Софи были заняты сейчас гортензиями.

– Эти гортензии опутали весь замок, – шепнула она Агате, кивая на тысячи круглых цветочных головок. Розовые, пурпурные, желтые – они, казалось, заполняли в замке Жоли каждый сантиметр свободного пространства. – Я терпеть не могу гортензии, Агги. Они мне напоминают человеческие мозги …

– Тсс! – остановила ее Агата и продолжила о чем-то шептаться с Николь.

Софи замолчала. Цепь, к которой все они были прикованы, продолжала тащить их за собой все дальше в глубь королевского замка. Перед цепью шел спешившийся юный пират по имени Тиаго с татуировками вокруг глаз. Остальные конвоировавшие их пираты остались снаружи, во внутреннем дворе замка, и, по-прежнему сидя верхом на своих лошадях, наблюдали за тем, как втягиваются сквозь огромные двери замка прикованные к цепи пленники. Экипаж «Игрэйны» входил в замок неохотно, пленники едва передвигали ноги и были похожи на ходячих мертвецов. Каждого входящего в замок пленника сидящие в седле пираты награждали пинком в зад. Так они проводили в двери Эстер, Анадиль, Дот, Хорта, Богдена, Уильяма… Но когда подошла очередь Софи, юный пират по имени Уэсли – тот самый, с облупившимся от загара лицом – лишь ухмыльнулся и громко зашипел по-змеиному:

– Ш-ш-ш-ш!

Нет, все-таки это было очень глупо, что Софи думала о каких-то дурацких цветах, когда им оставались считаные минуты до встречи со Змеем. Впрочем, дело, пожалуй, было не в этих несчастных гортензиях – просто Софи раздражало в этом замке буквально все: назойливые «веселенькие» цвета, такой же назойливый, ничем не истребимый приторный «карамельный» аромат, висящие на стенах сладенькие портреты королевских отпрысков, играющих с ухоженными собачками… Ужасно раздражал и бесконечно повторяющийся гимн Жан-Жоли, безостановочно звучавший откуда-то прямо изнутри этих украшенных цветочками стен («Улыбнись! Веселись! Нет на свете прекрасней земли, чем родная моя Жан-Жоли!»). Хотя, если честно, гораздо сильнее Софи выводило из себя то, что никто не оценил по достоинству ее недавний подвиг, когда она спасла жизнь всем своим товарищам, с таким блеском выступив перед пиратами. Но больше всего ее бесили Агата и Николь, которые шептались друг с другом, как лучшие друзья.

Софи, конечно, понимала, что не вправе осуждать Агату за то, что она завела себе новую подругу. Агги может дружить с кем захочет, хоть с несносной Читательницей-первоклашкой.

Но почему же тогда такой расстроенной, такой выбитой из колеи чувствует себя Софи?

Она была настолько взволнована тем, что теперь они снова вместе с Агатой, так увлечена их новым приключением, что не заметила, как к ней вернулась былая опустошенность – та самая, которая заставляла Софи раздражаться на своих студентов, порой испытывать отвращение к своим обязанностям декана и с непонятным наслаждением рыться в камелотских желтых газетенках, выуживая из них омерзительные слухи о новом короле.

Софи не могла понять, что с ней.

Ведь она была счастлива, став деканом, разве не так? Это было как раз то «долго и счастливо», к которому Софи так долго и упорно стремилась, и как только закончится новое приключение, она вернется к этим своим обязанностям, точно так же, как Агата вернется в Камелот готовиться к своей свадьбе. Правда, при этом Софи после возвращения останется совершенно одна, в то время как Агата… Ну, положим, не совсем одна, но рядом с ней все равно не будет Тедроса.

Впрочем, такой расклад Софи вполне устраивал. Конечно, она и впредь будет откровенно флиртовать с хорошенькими мальчиками-всегдашниками на вечерах в своей школе и сводить с ума своих студентов-никогдашников – но все это так, несерьезно, шутки ради. Потому что слишком уж хорошо Софи усвоила урок, который получила с Тедросом и Рафалом. Если даже они не смогли ее понять, то остальные тем более не поймут. Слишком уж она сильная, волевая, сложная. Парни всегда хотели, чтобы она изменилась. А она совершенно не хотела меняться и в конечном итоге раз и навсегда решила, что лучше всего для нее будет как можно дольше и как можно дальше держаться от этой трясины.

Единственным человеком, в котором действительно нуждалась Софи, была Агата. Агата помогала ей находиться в равновесии. Агата никогда не хотела, чтобы Софи менялась. Вот почему Софи была так счастлива те несколько последних дней, когда в ее жизнь вернулась лучшая подруга. Вот почему, глядя, как перешептываются Агата и Николь, Софи вдруг поняла, каким хрупким и недолгим было ее счастье.

Вот ведь ирония судьбы. Когда-то Агата мечтала только о том, чтобы всю свою жизнь безвылазно провести в Гавальдоне вместе с Софи. А Софи… Именно она подбила Агату покинуть родной городок и отправиться в погоню за счастьем и славой, зажить новой жизнью.

Вот Агата и живет своей новой жизнью.

И ее жизнь теперь совершенно не связана с жизнью Софи и никак от нее не зависит.

Софи услышала, как Николь прошептала ее имя, и немедленно спросила, толкнув Агату по ноге коленом:

– Вы что, говорите обо мне?

– Мы обсуждаем, как нам побороть Змея, – сердито ответила Агата.

– А я, значит, уже недостаточно хороша, чтобы со мной обсуждать такие вещи?

– Я поделюсь с тобой нашим планом – если ты, конечно, угомонишься, – сказала Николь.

– Нет, ты слышала, как