Они прошли в беседку, сели на скамейки.
— Оля, ты не хочешь рассказать мне о себе? — произнес Иволгин.
— Мы уже на «ты»?
— Так будет проще.
— Да, наверное. А зачем тебе мое прошлое?
— Необычная история.
— Разве Хамид не рассказал?
— Только в общих чертах. О сестре, твоем приезде в Сирию, нашествии террористов, попытке эвакуации, гибели…
— Да, так оно и было.
— Знаешь, ты извини меня. Я знаю, что ты не замужем, но не могу понять, почему так вышло.
Женщина невесело усмехнулась и заявила:
— Ты хочешь сказать, что я уже старуха, а все не замужем?
— Нет, что ты! Какая старуха? Тебе и двадцати лет дать невозможно.
— Не надо, капитан. Это уже лишнее. Мне двадцать восемь. А почему не замужем? Это мое личное дело.
— Извини.
— Не за что. А зачем тебе это? — Ведь, судя по колечку, ты женат. Или думаешь, если я не замужем, то со мной можно закрутить военно-полевой роман? Чтобы скучно не было?
Иволгин покачал головой и заявил:
— Как ты могла такое подумать? Хотя скажу честно, что ты мне сразу понравилась. — Он стянул с пальца кольцо. — А моя семейная жизнь, к сожалению, уже в прошлом.
— Все мужчины так говорят.
— Я тебя не обманываю. Распалась моя семья как карточный домик. Можешь, если хочешь, у Рябинина спросить. Он подтвердит. Хорошо, что мы детей не завели.
— Конечно, в ваших проблемах виновата жена.
— Я должен бы был сказать, что виноват всегда мужчина, но в моем случае это не так.
— Значит, все-таки жена. Что, нашла другого?
— Да.
— А ты расскажи мне свою историю, потом я тебе отвечу, почему не замужем. Времени у нас куча, больные не наблюдаются, до приезда санитарной машины не менее трех-четырех часов. Хотя тебе же надо отдохнуть.
— Я во время перелета отдохнул. И до этого. Рассказать, говоришь? Хорошо. Слушай.
Иволгин сам не ожидал от себя такого. Он и представить не мог, что откроет свои самые сокровенные тайны женщине, встреченной здесь, в далекой Сирии, с который и говорил-то в первый раз. Но Станислав рассказал все.
Ольга выслушала его и проговорила:
— Зачем она замуж выходила за офицера? Ведь знала, что придется по гарнизонам мотаться. А у нее отец со связями.
— Говорила, что полюбила.
— Ты поверил?
— Как ни странно, да. И я ее полюбил.
— А любовь что, вот так разом вся и прошла?
— Не разом. Быстро, но болезненно. В общем, нет у меня больше жены, но это совершенно ни о чем не говорит. Не буду отрицать, что хотел бы отношений с тобой, однако ни на что не рассчитываю. Да и служить нам здесь не придется. Видимо, мы только сегодня и будем тут. Не за этим нас вызывали сюда.
— Знаешь, я верю тебе.
Иволгин усмехнулся и заявил:
— Если бы это еще что-либо изменило в будущем.
— Кто знает, капитан, может, и изменит. Жизнь — штука сложная. Уж это я в полной мере на себе испытала.
— Ты обещала рассказать, почему не замужем.
— Да, раз обещала, то расскажу. Есть в тебе что-то такое, что притягивает, привлекает, вызывает доверие. У меня все просто, я банально никого не любила. А выходить замуж ради штампа в паспорте не хочу.
— Это правильно. Но бывает и так, что любовь проходит.
— Значит, это была не любовь.
Тут к ним подошел сириец в форме лейтенанта с эмблемами медика.
— Извините, Ольга Владимировна, в первой роте солдату придавило ногу, — проговорил он по-русски. — Сейчас его доставят. Я на месте смотрел. Похоже, что раздроблена правая голень.
— Значит, операция. Будешь ассистентом. Готовь операционную. Понадобится спинномозговой наркоз.
— Да, Ольга Владимировна. — Лейтенант ушел.
Русанова встала, поднялся и Иволгин.
— Вот и завершилась наша беседа. Извини. Как видишь, у меня дела, — сказала Ольга.
— Жаль, но служба есть служба. А вечером?..
— Нет, — кратко ответила женщина. — Прости и не говори ничего. — Она прошла в санчасть.
Вскоре туда же на носилках принесли солдата, который кричал от боли.
Капитан пошел к дому. Он прекрасно понимал, что уснуть ему не удастся, хотел просто полежать. Все его мысли были о докторше. Его собственные семейные проблемы отодвинулись на второй план. Сейчас они были так же далеки от него, как и страна, где он оставил их. Станиславу стало легче. Он испытывал какое-то необъяснимое, новое для себя чувство, определение которому дать не мог.
Когда он вернулся, Буренко спал. Стараясь не шуметь, Иволгин разделся, прошел в холл, оттуда в ванную, принял душ, потом прилег на кровать. Прохладные струи кондиционера приятно охлаждали тело. Сегодня температура воздуха поднялась до тридцати градусов.
Он так и не заснул. Вскоре в холле начался какой-то разговор на арабском. Затем в дверь кто-то тихо постучал.
— Да, — ответил командир группы.
Появился офицер в звании прапорщика и проговорил:
— Извините, господин капитан, командир батальона прибыл раньше времени, которое называл. Он просит всех российских танкистов к себе в кабинет.
— Он назначил точное время?
— Нет. Распорядился только передать вам приглашение.
— Понятно. Скажите комбату, что мы будем у него через пятнадцать минут.
— Слушаюсь! — Прапорщик ушел.
Буренко проснулся и спросил:
— Что, уже пора на ужин?
— Нет, Миша, пришло время идти к комбату.
— Но он же должен был приехать после восьми часов.
— Прибыл раньше, находится в штабе и ждет нас.
Механик-водитель потянулся и сказал:
— Понятно. А как Рома Рябинин? Отдыхает в санчасти?
— Грипп у него, с неделю пролежит, дабы избежать непредсказуемых осложнений.
— Это получается, что мы, основной экипаж,
