– Куча осколков.

– Смотря куда бить. Можно и без осколков обойтись. Я умею.

– Бить будешь? – вяло поинтересовался Касан, тем не менее я почувствовал, как он слегка напрягся.

– Наиль просил за тебя. Бить не буду, но попрошу сказать, что я коленкой твоей челюсти коснулся. За это в карцер не отправят. Разве что в лазарет. Отдохнешь, жирка подкопишь…

– Только не в СИЗО. Там лазарет хуже, чем в «психушке».

– Тогда можешь в лазарет не проситься. А дело твое – твои проблемы с участковым… Почему оно через Следственный комитет проходит? Степень тяжести не та… Участковый жив?

– Жив. Побои в поликлинике «снял». Сначала в райотделе расследовали, потом следак сменился, и этот появился, подполковник…

– Я попрошу начальника городского угрозыска, чтобы дело в горотдел передали и участкового с должности сняли. Это возможно, если твоя подруга подтвердит факт его домогательств. Подтвердит?

– Без уговоров. Он ей поперек горла, как кость…

– И отлично. Услугу за услугу. Договорились?

– Нет проблем.

Я встал и пожал Касану руку.

– А оружие? Эти козлы про оружие спросят.

– Скажешь, как есть. Я забрал… И дверь закрыть не забудь. Замок просто защелкивается.

Касан угрюмо кивнул. То ли он от природы был таким угрюмым, то ли ожидал для себя последствий от сегодняшнего провального дела, я так толком и не понял. Но меня это, вообще-то, и не касалось.

Я зашел в комнату, достал из бельевого шкафа рюкзак, загрузил туда компактные пистолеты-пулеметы, убрав предварительно в корпус телескопические приклады[5], потратил еще несколько минут на сборы, предполагающие мое долговременное отсутствие дома, и направился к выходу. В сторону кухни даже не посмотрел.

Тот из ментов, что не умеет в футбол играть, жених, был уже в сознании и смотрел на меня расширенными зрачками. Когда у человека до такой степени зрачки расширяются, он ничего вокруг не слышит и не соображает от боли. Значит, если и слышал мой разговор с Касаном, то понять ничего не мог. По сути, боец СОБРа находился в состоянии болевого шока. Чтобы он не сильно мучился от боли, я, как человек сердобольный, еще раз показал ему, как надо в футбол играть. Только теперь уже задел краем подошвы самый кончик его подбородка. Такое аккуратное движение обеспечит ему медленный и плавный выход из шокового состояния. Это всегда благотворно сказывается на состоянии здоровья в последующем…

Конечно, я непростительно избаловался за последние пару с половиной месяцев, с тех пор, как перешел из разряда командира роты спецназа ГРУ в разряд капитана частного сыска. И сказалось это в машинальном движении, совершенном у дверей подъезда. Еще не открыв дверь, я уже попытался нашарить рукой ключи от машины в кармане штанов. И только потом, когда дверь открыл, сообразил, что я остался без машины и сейчас не могу сесть за руль своего «Джимни» и уехать.

В кармане нащупывался только огрызок яблока, который я думал использовать как оружие, но забыл про него. Я даже забыл, как именно хотел его использовать, хотя обычно такие вещи просто перед ударом бросают противнику в лицо, заставляя среагировать не на то, на что реагировать следует. И потому, выбросив огрызок, я быстрым шагом двинулся вперед, к соседнему дому. Домофон на двери первого подъезда спросил меня голосом капитана Сани:

– Что это ты с рюкзаком? Сегодня тренировка на лоне природы? Я выхожу…

– Не торопись. Тренировка отменяется. У меня ЧП.

На языке уголовного розыска, так же, как и на языке спецназа ГРУ, понятие «ЧП» далеко не обязательно обозначает «частный предприниматель». Гораздо чаще это – «чрезвычайное происшествие». Радимова поняла меня сразу. И тут же приглашающе щелкнул замок на подъездной двери. Реакция у капитана Сани хорошая, соображает она быстро и действует, в основном, правильно.

В этом я убедился, пытаясь обучать ее рукопашному бою. Хотя сами эти занятия Радимова считала необходимыми для капитана уголовного розыска, тем не менее радости они у нее не вызывали. Как женщине жалостливой, ей было сложно заставить себя причинить физическую боль другому человеку. Тем не менее от занятий она не отказывалась, понимая, что человеку, каждый день имеющему дело с преступниками, это при случае может оказаться необходимым.

Да и к тренеру, как мне казалось, она испытывала самые теплые чувства и не желала его расстраивать отказом от тренировок. А сам тренер, я то бишь, чувствуя ее внутреннее сопротивление при обучении отдельным элементам «рукопашки», надеялся со временем «сломать» характер ученицы и внушить ей необходимость применения самых жестких, иногда даже жестоких методов.

До второго этажа даже с относительно тяжелым рюкзаком подняться без помощи лифта мне в мои годы несложно. И даже протезы на правой ноге не становятся помехой. Я поднялся, привычно шагая через две ступени. Капитан Саня уже открыла дверь, поджидая меня. В квартиру запустила, не спрашивая ничего. Сразу за порогом меня встретил ее пушистый кот Шлягер, вместо приветствия потерся о мои ноги, считая меня своим, может быть, даже родственным существом. Погладив кота, я положил рюкзак на пол в углу, разулся и прошел в комнату, размерами ненамного превышающую мою. Сел, как упал, в кресло. И сразу попросил:

– Чайком угостишь? А то от чифиря я отказался, а пить хоцца…

Она торопить меня не стала. Молча прошла в кухню, налила воду в электрический чайник и щелкнула выключателем. Пока чайник закипит, можно трижды пересказать все, что случилось. Судя по внимательному взгляду, Радимова этого и ждала.

И я начал рассказывать. С самого начала, со встречи неподалеку от ее подъезда с Наилем. Не забыл выложить и историю Касана вместе с просьбой защитить того от участкового.

Капитан Саня – сообразительная, ей дважды говорить одно и то же не потребовалось. Она все поняла сразу. Взяла трубку и, набирая номер, вышла в кухню.

Из-за шумного чайника мне были слышны только отдельные слова. Но я догадался, что она звонит своему дежурному. Скорее всего, даже не по городу, а дежурному по уголовному розыску. Как я понял, ей обещали что-то узнать, а потом перезвонить.

Закончив разговор, она оставила трубку на кухне,