— Товарищ старший лейтенант, проход свободен. Тут красиво. Семь трупов. Шесть из них — наша работа, один — Каткова. Двое, кстати, еще дышат. Но допрашивать бесполезно. Они не жильцы. Проще добить.

— А я и не знал, что трупы дышат, — сказал я и услышал смех бойцов взвода.

Если парни веселятся, значит, они сбрасывают напряжение, не зажимаются в собственном тесном мирке. Смех солдат в боевой обстановке всегда радует командира, если, конечно, он не истеричный.

Но приказа добивать раненых бандитов я не дал. Нет, не по причине гуманности своего характера. Я не привык церемониться с противником. Только вот я, офицер, командир взвода, хорошо знаю, как погано будет себя чувствовать тот солдат, который такой приказ выполнит. А этим ребятам не до старости придется воевать. Они еще и в мирной жизни ой как могут пригодиться. Ни к чему им иметь дополнительные синдромы.

— Взвод, слушай мою команду! Прежним маршрутом, двумя колоннами, вперед! Снайперы — на следующую позицию. Контролировать пространство перед собой!

Если говорить честно, последней команды снайперам я мог бы и не давать. Они и сами уже переходили, вернее, перебегали на новую позицию именно для того, чтобы с помощью своих мощных тепловизионных прицелов контролировать пространство впереди. Но мне требовалось что-то говорить, чтобы сгладить момент встречи с ранеными бандитами и отсутствие с моей стороны команды добить их.

Подполковник Звягинцев опередил меня на пути к засаде, уже не существующей. Потом он попросил старшего сержанта Ничеухина поочередно посветить в лица бандитов, валявшихся на земле.

После чего офицер Росгвардии подошел ко мне и тихо сообщил:

— Здесь тоже только рабочие остались. Не понимаю, почему Мухетдинов не послал в засаду опытных бойцов. Для чего он их бережет? Задумал что-то?

— Скоро мы это узнаем, товарищ подполковник. Когда до логова эмира доберемся, тогда и выясним.

— Есть и еще один важный вопрос. Почему Мухетдинов не запускает против нас свои беспилотники? У него есть еще четыре действующих пульта.

— После того как снайперы уничтожили три дрона, эмир боится потерять остальные, — предположил я.

— Нет, не то, — не согласился со мной подполковник Звягинцев. — Я по крайней мере думаю, что это не совсем точно. Насколько я знаю, те банды, которые помогают в настоящий момент эмиру Мухетдинову, стоят в очереди за беспилотниками. Эмир постоянно кормит их обещаниями. Сами эти машинки он поставить в состоянии. Но у него нет комплектующих для сборки пультов управления. А для штурмовика это даже не пульт, а сложная многоуровневая система, позволяющая видеть сам момент бомбометания, с земли вести процесс прицеливания. Бандиты, как я думаю, согласились прийти на помощь Мухетдинову при условии поставки им комплекта, состоящего из беспилотника и управляющей системы. В настоящее время, насколько я знаю, у Мухетдинова имеется еще четыре пульта, готовых к использованию. Он пустит их в ход только в самый критический момент.

Я ненадолго задумался и сформулировал план, который созрел у меня в голове:

— Товарищ подполковник, попутная мысль пришла. Вы и сами знаете, что мои снайперы сбили три беспилотника. Но пульты от них остались у бандитов. Могут они их использовать с другими летательными аппаратами?

— Если только кто-то возьмет на себя смелость, попробует совместить их программы. Без меня это, пожалуй, никто не в состоянии сделать. Разве что Даниял Гадисов, если сильно постарается. Другие просто откажутся, да и при желании сделать это не смогут. А он, говоря честно, из четверых самый толковый. Единственный такой умник. Этот фрукт, как я предполагаю, в состоянии синхронизировать программы. Тогда у эмира будет семь комплектов систем, готовых к атаке. Но мы же не знаем, сколько беспилотников Мухетдинов должен поставить в банды. Я так думаю, что все семь машинок должны уйти туда. Использовать их против нас он может решиться только в самом крайнем случае, если не будет другого выхода, когда мы крепко припрем его к стенке.

— У нас в спецназе ГРУ есть своя метода на этот счет. Если мы хотим кого-то припереть к стенке, то расстреливаем его раньше, чем он что-то против нас сумеет сделать. Это однозначно.

— Вот я и думаю, что бы такое учинить, чтобы не позволить Мухетдинову использовать дроны.

— Что-нибудь придумаем, товарищ подполковник. Подойдет время, тогда и начнем соображать.

— А сейчас? Идем дальше?

— Ни в коем случае. Эмир ждет от нас именно этого, а мы пока не пойдем. Пусть клиент понервничает, — проговорил я и снова посмотрел на монитор планшетника.

Карта показывала, что теперь перед нами лежал сравнительно открытый участок, чистый от больших камней, который вызывал у меня законное опасение. После чего я поднял автомат и стал рассматривать профиль самого ущелья в тепловизионный прицел. Проблема состояла в том, что карта, составленная с помощью спутниковой съемки, показывала его только сверху.

Я видел лишь значительное сужение коридора, которого понизу вообще не было. Сверху ущелье выглядело узенькой извилистой лентой. При взгляде снизу оно вовсе таковым не казалось. Виной всему были скалы, под углом нависающие над проходом. Поверху они были различной конфигурации. Оттого мне казалось, что ущелье извивается, хотя внизу оно было относительно прямым между поворотами. Там можно было пройти удобно и быстро, но не имелось камней, укрытий от пуль и осколков гранат.

Потом я подумал вот о чем. Если эмир Мухетдинов прятал от подполковника Звягинцева перископ, значит, дорожил им. Тем не менее он выставил этот прибор в засаду, доверил его своим неумелым бойцам. Видимо, он строго предупредил их о том, что это самая настоящая драгоценность, обеспечивающая безопасность всей банды.

Потому, наверное, тот человек, от лица которого пуля и оторвала перископ, расстроился до такой степени, что сам себя подставил под выстрел. Очевидно было, что после потери прибора этот бедолага уже не решался показаться Мухетдинову на глаза.

Наличие перископа в этой засаде намекало на то, что в следующей может оказаться бинокль эмира или даже он сам вместе с этой штуковиной. Мы уничтожили уже практически треть банды. Я подумал, что пора было бы самому эмиру выступить против нас со всеми силами, оставшимися у него.

Я давно уже понял, что дураком Мухетдинов ни разу не был. Он уже наверняка