Додумать свою мысль она не успела, потому что Фролин начал ее целовать. Он впился губами в ее губы, больно стукнув по зубам.

– Стас, подожди, – прошептала ошарашенная Огурцова, распахивая глаза.

– Сейчас, сейчас. – Стас и не думал прерываться. – Сейчас все пройдет.

Он стал с громким причмокиванием целовать ее в лицо и шею.

– Что пройдет? – Белка попробовала увернуться от липких губ слишком резвого кавалера. – Может, ты мне что-нибудь сказать хочешь?

– Да что тут говорить? – между делом фыркнул Фролин, всем телом наваливаясь на Огурцову и подминая ее под себя.

Белка почувствовала, как быстрые руки начали шарить по ее телу, и стала вырываться.

– Отстань от меня! – пыталась она докричаться до зажмурившегося Стаса. – Ты меня не так понял!

– Да все я понял, – на секунду остановился Фролин и довольно улыбнулся. – Что тут не понять? Ты весь вечер так смотрела, как будто прямо на глазах у всех набросишься на меня. Честно говоря, я еле дотерпел до танцев.

– Как смотрела? – Белка с трудом понимала, что ей говорят. – Никак я не смотрела! – Она снова начала вырываться. – Я думала, я тебе нравлюсь.

– Очень, – причмокнул Стас и снова полез с поцелуями.

– Прекрати!

Белке стало страшно. Фролин ее не слышал и, судя по всему, слышать не собирался. К своему ужасу, Огурцова поняла, что находится один на один с человеком сильнее ее. И впервые ее желания не играли здесь никакой роли.

Стас уже пытался стянуть с нее футболку.

– Помогите! – завопила Белка, стремясь освободить из железной хватки хотя бы руку. – Мамочка!

– Не ори, дура! Всех зайцев распугаешь.

– Пусти меня!

Ей стало нечем дышать. Огурцова сильно дернулась, и неожиданно все закончилось. Она смогла вскочить. В темноте Белка никак не могла понять, куда бежать, поэтому бросилась напролом. Вокруг были непроходимые кусты. Они царапали руки, цеплялись за ноги, хлестали по лицу. В какой-то момент Огурцовой показалось, что это Фролин ее догоняет и хочет схватить. Заорав, она метнулась в сторону и вдруг оказалась на свободном пространстве.

Прямо перед ней стоял Максим. Лицо у него было странное. Словно он видел всю эту ужасную сцену в кустах и теперь хочет что-то Белке сказать, но не решается.

Огурцова попятилась и с рыданиями помчалась прочь. Ее жизнь, размеренная, правильная жизнь, в которой все было так понятно и просто, рушилась у нее на глазах, а она даже не могла подставить ладони, чтобы собрать разлетающиеся осколки.

С бега она перешла на шаг. Слезы застилали глаза, и ей ничего не было видно. В памяти всплывали то зажмуренное лицо Стаса, то застывшая маска лица Максима. В голове стояла звенящая пустота. Было понятно, что прежней Белка уже не сможет быть. А какой ей быть в будущем, она не знала.

Впереди залаяли собаки, и Огурцова поняла, что вышла к поселку. Здесь уже ноги сами принесли ее к дому. Она постаралась пройти мимо маминой комнаты незамеченной, юркнула к себе и упала на кровать.

Утром воспоминания о вчерашнем дне встали перед Огурцовой во всех красках, и ей стало нестерпимо стыдно. Она закопалась в подушки и попробовала ни о чем не думать. Но мысли настойчиво, раз за разом повторяли все события проклятого вечера.

Конечно, во всем виноват Стас. Это же надо быть таким идиотом, чтобы из ее намеков сделать такой вывод! Да она и в мыслях не держала подобной гадости!

Примитив! Горилла! Гоблин! Ничтожество!

Дальше мысли ее смешались в одном слезном потоке.

– Беллочка, тебе нехорошо?

Мама вглядывалась в бледную дочь и не понимала, что с ней происходит.

– Мама…

Огурцовой очень хотелось все рассказать. Как легко ей тогда стало бы. Но как все объяснишь? Что она ничего не хотела, что это глупый Стас ее неправильно понял? А если мама пойдет разбираться и Фролин ей расскажет, как Белка себя вела? Мать ее за это убьет.

– Мама, можно я сегодня никуда не пойду?

– А куда ж идти-то? – удивилась мама. – На речку если только. А там уж смотри сама: хочешь – сиди, хочешь – гуляй. Как все вчера прошло-то? Я что-то не слышала, как ты пришла.

– Хорошо прошло, – спустила ноги с кровати Огурцова. – Ели шашлыки. Танцевали.

Очень хотелось плакать. Прямо здесь и прямо сейчас. А еще страшно хотелось отмотать пленку жизни обратно на двенадцать часов. Тогда бы она вообще никуда не пошла и все было бы как прежде.

Мама еще что-то говорила о том, что она в молодости любила костры, посиделки с гитарой, но слушать все это Белка не могла. Она вновь закопалась в подушку.

Как же ей хотелось кому-нибудь все рассказать, чтобы о вчерашней истории беспокоился кто-то другой, а она преспокойненько отправилась бы на речку или отыскала бы Макса и пошла с ним погулять. О том, что