Сказав это, он не дал ей особого времени на раздумья. Вытащив пробку из ванны и подхватив колючее махровое полотенце, он наскоро вытер ее и потащил в комнату, где прямо как много лет назад, гасил ее гнев нежными поцелуями. Часовой механизм мира, поскрипев ржавыми шарнирами, остановился, и время выпустило из железного плена их любовь, когда-то так же безжалостно раздавленную тисками неизбежности, как и этот несчастный лес.

Проснувшись утром, она лениво потянулась. Сегодняшний день был особенным. Как будто кто-то украл у жизни старый будильник и воровато прокрутил звонковую стрелку назад. Поначалу немного сопротивляясь, часы наконец-то поддались и отмотали хронику в точку возврата.

Генка все еще спал рядом, такой мужественный и беззащитный одновременно. Утренний луч, бесстыдно пробившийся в их окно сквозь разломы во времени, освещал его волевой подбородок.

Мурлыкая что-то себе под нос, она набросила на плечи халат и вышла на кухню. Набрав с телефона привычный адрес, она вызвала на дом несколько пар традиционных блинчиков, политых горячим шоколадом, яванский кофе и салат с рукколой.

Подкрепившись, они уселись в сливочную «двойку» и катались по улицам до самого вечера. Темнота сервировала город себе на ужин, намереваясь поглотить его целиком, но они этого не заметили. Смеялись и шутили, говорили о книгах, теперь казавшихся ей древними, о музыке, которую уже не слушают, о людях, которые всеми давно забыты.

Очнулась она уже в Генкиных объятиях. Припарковав машину у смотровой площадки, он сгреб ее в охапку и целовал почти до потери сознания. Когда они, наконец, смогли оторваться друг от друга, запотевшие стекла превратили машину в баню.

Генка, словно заметив ее настроение, нарисовал на лобовом стекле значок американского доллара и заговорщицки ей подмигнул. Точно так же он сделал и тогда, двадцать лет назад. Ее спутника словно подменили. Из холодного, угрюмого страдальца он вновь превратился в игривого льва, каким она и помнила его раньше.

На его губах блуждала улыбка, Генка выглядел счастливым. Она решила подыграть ему, тем более, обстановка располагала, заманивая в мир приключений.

– Ген, сколько времени? – она помнила все свои слова, в тот вечер оброненные, словно невзначай.

– Двенадцатый час, – взглянув на старые часы, пробубнил он, – я люблю тебя, Оль.

– Нам пора домой. Тебя наверняка заждались, – будто не расслышав признания, отозвалась она.

Вставив ключ в замок зажигания, Генка включил поворотник и собрался трогаться. В этот момент ее телефон запищал. Чары рассеялись. Это было видно и по Генке, который про себя явно выругался.

Смартфон улыбался значком так некстати пришедшего емейла. Не понимая даже, зачем это делает, она нажала на пиктограмму. В ящике лежало сообщение от странного отправителя, назвавшего себя Вершитель Реальности.

Чувствуя себя полной идиоткой, рискующей словить вирус на телефон неизвестно ради чего, она открыла письмо. Ворошитель реальности прислал ей ссылку на репортаж новостей, который она хотела посмотреть еще с утра, но пропустила, самозабвенно занимаясь любовью с Генкой.

А сейчас диктор унес ее во вчера. Ролик не сообщил ничего нового, лихорадочно пересказывая события бензиновой ночи в лесу. И когда история уже подходила к концу, на переднем плане показали носилки с наглухо задернутой простыней. За ними несли еще одни, точно такие же.

Кровь начала медленно сходить с ее лица. Так что же, выходит, кто-то все-таки погиб в том пожарище? В это время, откуда ни возьмись возникший ветер резко сдернул простыню со вторых носилок, представляя ее взгляду месиво из того, что еще некогда было человеком. Обугленная головешка сверкала пустыми, слипшимися глазницами, словно упрекая этот мир за то, что он выродился таким.

Увидев головешку, Ольга зажала рот и пулей вылетела из машины. Едва успев завернуть за небольшой кустарник, она скрючилась под каким-то деревом. Немного придя в себя, она достала из сумочки бумажные платочки и вытерла лицо. Черт! Теперь от нее будет вонять, словно это не она, а перебравший на дискотеке юнец.

Возвращаться в машину и продолжать эксперименты с поцелуями ей больше не светило, поэтому она просто повернулась и тихо побрела в направлении улицы Косыгина, надеясь прийти в себя хоть немного. Боже, какой ужас!

Всхлипывая и кое-как волоча ноги, она брела, не замечая никого вокруг. Идти было далеко. Она даже не обратила внимания, что все это время Генка медленно едет рядом. Поравнявшись с ней, он посигналил, но не получив ответа, остановил машину и пошел пешком.

– Оль, куда ты отправилась? Что случилось? Садись в машину, расскажи все по порядку!

Сопротивляться сил больше не было. Она уселась в машину, и тут ее накрыло.

Обняв ее сотрясающееся в рыданиях тело, Генка пытался ее успокоить.

– Оль, это не местные жители. Я только что просмотрел этот ролик, это тела тех людей, что совершили поджог. Наверное, они получили по заслугам.

Она отняла от его плеча залитое слезами лицо.

– Ген, ты что же говоришь такое? Допустим, эти двое спившихся бомжей действительно совершили зло. Допустим, они не должны были палить лес. Но разве ты не считаешь, что они не заслужили столь страшной смерти?

– Мне кажется, не нам решать, кто чего в этой жизни достоин. Я тоже не заслужил порции угарного газа, и гроба деревянного вместо погон подполковника не заслужил тоже. Но разве же кто-то спросил? – его голос был грустным.

Вытерев слезы, она отклонилась и прижалась к спинке своего сиденья.

– Я вообще не понимаю, что здесь происходит. Помнишь старый графский парк? Нас туда детьми из школы на экскурсии водили, рассказывали, что когда-то здесь было поместье, балы давали…Я такая фантазерка была, знаешь. Все ходила там и представляла, как дамы в кремовых бальных платьях и шелковых перчатках танцевали со своими элегантными спутниками, как хозяин поместья выдал замуж дочь, женил сына. И как потом пришли большевики и все загробастали. Помню, что когда я рассказала свои фантазии маме, она запретила мне даже в страшном сне повторять это вновь.

Потом Союз распался, и особняк, и до этого-то изрядно потрепанный временем, развалился вместе с ним. Но вместо того, чтобы восстанавливать, его просто стерли с лица земли и на его месте построили психиатрический диспансер. Слава богу, хоть парк не