– У нас все-таки произошла смена формации, я думаю, если бы вы начинали сегодня…
– Наверное, думали бы немножко по-другому.
– И результаты были бы разными.
– Мы как раз жили бы и соображали по-другому. Мы бы знали, например, что баррель нефти стоит столько-то и что здесь нужен накопительный потенциал. Но мы никогда об этом не думали, и вот вам результат. Мы не жалуемся, главное, чтобы было здоровье, больше ничего, если ты здоров, ты можешь и сейчас найти себя и жить достойно. Нас всю жизнь учили, что о деньгах говорить неприлично.
– У моих родителей такое же отношение к этому.
– Мы, наверное, приблизительно одного возраста с вашими родителями. Нас так воспитывали. Если у человека была пенсия, он знал, что на эту пенсию он будет не то чтобы достойно жить, но, по крайней мере, он не будет думать о том, хватит ему денег до конца месяца или нет. Сейчас другая формация, другие требования.
– Как кризис 1998 года повлиял на ваше финансовое положение?
– Тогда никак. У нас никогда не было того, что мы могли бы потерять.
– Никаких вкладов?
– И никогда не было. Мы жили и до сих пор живем сегодняшним днем, мы ничего не потеряли, потому что мы ничего и не вкладывали.
– Возможно, это не совсем корректный вопрос, но есть ли у вас недвижимость за рубежом?
– Нет.
– Если бы вам представилась возможность жить в СССР до глубокой старости, воспользовались бы вы этой возможностью?
– Думаю, что нет.
– Несмотря на все плюсы, которые были там?
– А плюсы при нас и остались. Плюсы – это восприятие мира. Из той страны, в которой я родилась и жила, мне кажется, я взяла самое хорошее и перенесла в эту жизнь. Стараюсь, чтобы этого не разрушил никто. То есть это отношение к человеку, отношение к профессии, ощущение и восприятие мира. Мне сейчас вспомнилось, что вы про эстраду говорили. Несчастные сейчас молодые люди, они же даже не знают, что такое, например, опера «Кармен», они не знают этого, ну, может быть, кто-то и слышал в записи.
– Боюсь, что у них основная задача – заработать деньги.
– Беда. Духовные и душевные запасы, к сожалению, не пополняются. Сейчас, по молодости, они могут заработать деньги. Деньги кончаются, а душа нет. А если они ее вычерпывают – колодец может иссякнуть…
– Согласен.
– Поэтому мне, например, жалко молодое поколение, потому что они могут «выпускать пар» самое большее лет до 30. А дальше они войдут в настоящую жизнь, и окажется, что базы-то у них никакой, интеллекта с трудом едва наберется. Есть, конечно, и другие. К счастью, встречаются телевизионные передачи о молодежи, и я вижу, что есть такие умные, образованные, у которых очень неплохо соображает головка: «Умники и умницы» – замечательные ребята, просто чудесные. Есть передача «Большие», тоже ребята с прекрасной речью, с мыслями интересными, там у них вот этого «прикольно, мне параллельно» практически не услышишь. Я тоже этих слов наслушалась и даже почти понимаю, о чем они говорят. (Смеется.)
– Еще и телевидение влияет.
– Телевидение – сила страшная. Помню старые программы, четвертый канал был общеобразовательный, теперь это телеканал «Культура», на который кто хочет, тот и заглядывает. Кстати, очень хороший канал. Там есть что посмотреть, есть над чем подумать, причем без рекламы. Много лет назад выступал Корней Иванович Чуковский, он уже был совсем старенький. Однажды слышу: «Я не понимаю, что это за поколение, что это за язык – «чувак», «чувиха». С такой интонацией он это говорил! Я его вижу и слышу как сейчас. И я подумала: «Вот это да!» Для нас это было в порядке вещей – «чувак», «чувиха», «старик», «старуха» – современный молодежный сленг. Он этого тогда не понимал и не принимал. А мне сейчас иногда кажется, что я – «Корней Иванович Чуковский», который ничего не понимает – «фиолетово, параллельно, прикольно, туса, тупить». Но говорить это я не имею права. У него все-таки была совсем другая профессия. Но, в принципе, мне просто жалко язык Пушкина, родной, объемный, щедрый язык.
– Мне кажется, молодежь может разговаривать между собой, как хочет, но телевидение…
– Телевидение не имеет права на это! Муслим в свое время был ведущим на одном из каналов радио. Передача называлась «После полуночи», он вел эту передачу для полуночников очень мягким, интеллигентным, вкрадчивым голосом. Давал очень красивые записи, комментировал все это, предлагал послушать то или иное произведение. Он говорил, что их, ведущих, корректировал так называемый литотдел: не дай бог не там ударение поставишь – ни в коем случае, чтобы в эфир так не пошло. А сейчас что делается, ведущие такие ударения ставят! Переиначивают фамилии, ударения такие, как будто люди все из деревни, а акцент у многих просто «иногородний», чтобы не сказать больше. А раньше дикторы воспитывали народ правильным произношением, интонацией, свойственной интеллигентным людям.
– Это школа была.
– Да, и абсолютная правда то, о чем говорил Игорь Кириллов, знаменитый диктор. У них практически всегда был прямой эфир, проверялось со словарем каждое слово, не дай бог что-то не так, оговорка, неверное ударение – их за это могли просто уволить.
– Государство куда смотрит, здесь же денег не надо.
– Вот именно.
– Вы никогда не думали уехать на ПМЖ за границу?
– Никогда. У меня были предложения, и не раз. Однажды это совпало с путчем. В это время я жила три месяца в Сиэтле, была на постановке «Кольца Нибелунгов» Вагнера. У Муслима в это же время были сольные концерты в Нью-Йорке. Он прилетел ко мне, а в Москве начался путч. Американцы все за нас переживали, а мы скорее чемоданы засобирали домой! Вы представляете, реакция какая, что бы там ни было, только бы под своей кровлей быть! Они все: «Да что вы, оставайтесь, мы вам здесь предлагаем работу», – мне в оперном театре, а Муслиму предложили продолжить карьеру. А мы эти три дня просто как на вулкане прожили, потом – быстрей домой. Нет, я бы не смогла нигде жить.