Участь галерного гребца справедливо считалась хуже смерти. Многие не выдерживали тягот существования в бесчеловечных условиях и умирали. Лапарену повезло. Однажды на их судно напали варварийские корсары, часть команды перебили, часть обратили в рабов. Попав в рабство к магометанам, хитроумный доктор вскоре нашел способ и бежал. Он вплавь добрался до неизвестного островка, где его полуживого и крайне изможденного подобрали английские морские разбойники, ремонтировавшие там поврежденный в очередном бою корабль. Увидев собратьев-христиан, к тому же, не испанцев, Лапарен испытал такую радость, что без долгих раздумий и колебаний согласился примкнуть к ним.
Третий спутник капитана «Чёрного коршуна» не производил впечатления отпетого головореза, хотя из всех четверых располагал самым внушительным арсеналом: абордажная сабля на боку слева, кортик справа, два пистолета за поясом.
Помощник и друг капитана Джек Уильямс – рослый темноволосый парень лет двадцати восьми – тридцати с удивительно синими глазами и задумчивым, если не сказать, мрачным выражением открытого мужественного лица, отличался серьезностью, граничащей с меланхоличностью, и не свойственным прочим авантюристам чувством справедливости. На его крепкой стройной фигуре отлично сидел простой, но удобный наряд: белая рубаха с распахнутым воротом, черный кожаный жилет и такого же цвета штаны, заправленные в высокие сапоги с отворотами.
На «Чёрный коршун» Уильямс попал случайно около пяти лет назад, благодаря неудачному для него стечению обстоятельств. Прежде жил с матерью на юго-западе Англии, графство Корнуолл, в бедной хижине на землях, принадлежащих влиятельному своенравному помещику – сэру Чарльзу Гилборну. Отец Джека бросил их, когда мальчику едва исполнилось одиннадцать лет. Чтобы прокормить себя и мать, маленький Джек за кусок хлеба и более чем скудную плату вынужден был наняться к сэру Чарльзу конюхом. Не смущаясь тяжелой грязной работой, он исправно выполнял возложенные на него обязанности. Так пролетели годы, и Уильямс превратился в сильного стройного юношу с добрым сердцем и отзывчивой душой, несмотря на все трудности, что довелось ему встретить на жизненном пути.
Мать, в то время не старая и весьма интересная особа, не могла нарадоваться сыном и стремилась подарить ему безграничную любовь, теплоту, заботу – то, чего из-за предательства отца мальчик был лишен в детские годы. Уильямс боготворил её.
Однажды, вернувшись вечером с работы, он застал мать в слезах. Женщина рыдала, лежа на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Её волосы были растрепаны, платье измято и разорвано. Когда она обратила к сыну заплаканное лицо, он увидел ссадину на скуле и запекшуюся кровь в уголке разбитой губы. Узнав, что в его отсутствие над матерью грубо и цинично надругался пьяный хозяин – сэр Чарльз Гилборн, Джек пришел в ярость. Охваченный праведным гневом, он бросился вон из хижины, чтобы наказать насильника.
– Джек, не надо! Вернись! – кричала вслед несчастная женщина.
Словно вихрь ворвался разгоряченный Уильямс в покои сэра Чарльза, разметав охрану и прислужников. Мертвецки пьяный Гилборн не успел опомниться, как оказался на полу, и даже несколько ударов по физиономии не отрезвили его. Слугам едва удалось оттащить Уильямса от полузадушенного хозяина. В ту минуту он действительно был готов его убить, чтобы отомстить за поруганную честь матери.
– Передайте вашему господину, – тяжело дыша, сказал Джек, покидая его дом, – что я отказываюсь работать у этого ничтожества и распутника!
На следующее утро в хижину Уильямса и его матери ворвались солдаты. Джека скрутили и увели. На суде главным обвинителем выступил сэр Чарльз. Он обвинил конюха во всех смертных грехах: в краже и порче инвентаря, в недобросовестном отношении к работе, пьянстве и опасном вольнодумстве, и, разумеется, в покушении на свою драгоценную особу. Всего этого вместе взятого было вполне достаточно для вынесения смертного приговора. Уильямс, пораженный подобной ложью и возмущенный несправедливостью, пытался убедить судей в собственной невиновности, представив ситуацию в ее истинном свете, однако заработал еще и обвинение в клевете на всеми уважаемого добропорядочного сэра Чарльза Гилборна, лорда Корнуолльского, известного «кристальной честностью и благопристойностью».
Когда судья объявил вердикт: «Виновен! И будет повешен!», мать Уильямса, присутствующая на процессе, не в силах пережить обрушившийся на нее удар, скончалась на месте от разрыва сердца. Джека даже не допустили к телу, чтобы проститься, и под стражей отправили в тюрьму, в камеру смертников. Там дожидался незавидной участи еще один приговоренный – опознанный и схваченный по доносу пират Клаус Стоунс, просоленный морской волк, ходивший штурманом на «Золотом орлане» с капитаном Джеймсом Брейвом, который недавно отправился на дно по милости испанцев вместе с кораблем. Казнить заключенных предполагалось в один день. Вскоре он настал.
Когда их двоих со связанными за спиной руками подвели к эшафоту с виселицей, на стражу и солдат неожиданно напали несколько вооруженных до зубов парней. Устроив небывалую резню и перестрелку, они отбили штурмана, а заодно и Уильямса.
– Это кто? – кивнув на него, спросил у Стоунса зеленоглазый парень лет двадцати, явно бывший за главного.
– Конюх Уильямс, капитан, – хрипло откликнулся тот. – Он с нами.
– Разрази меня гром! Конокрад на борту! – усмехнулся парень и бросил своим: – Уходим!
Все вместе они вскочили на коней и бешеным галопом поскакали к заливу Лайм, где в устье впадающей в него реки стоял превосходный, недавно сошедший с верфи быстроходный трехмачтовый парусник «Чёрный коршун». Тогда еще никому не известный.
Корабль смахивал на пресловутый «Золотой орлан» типом постройки и оснасткой. Но имел и отличия. За счет большей длины корпуса он нес по десять бортовых орудий против восьми у «Золотого орлана». И это никоим образом не влияло на его маневренность. Были и другие конструктивные улучшения.
Повзрослевший воспитанник Джеймса Брэйва Морис Лагарт решил обзавестись собственной посудиной, чтобы продолжать пиратствовать совместно с названным папашей, притом не зависеть от него. Бойкий мальчишка-авантюрист подрос и захотел стать самостоятельным. «Два корабля в нашем деле лучше, чем один», – справедливо рассудил он. Узнав от пленных матросов захваченного купеческого судна, что на одной из верфей Плимута построен и готовится к спуску на воду парусник, предназначенный для службы в английском королевском флоте, юный пират решил реквизировать его для личных нужд. Дождавшись, когда парусник сойдет
