выстроенных вдоль саманной стены какого-то старого, но, судя по всему, большого здания.
Рудаков спросил:
– Сколько человек Садык взял в заложники?
– Двенадцать, – ответил Кауров.
– А у стены их одиннадцать! Где еще один?
Взгляд генерала помрачнел:
– Смотри дальше, увидишь и двенадцатого заложника!
Артисты и обслуживавший персонал выглядели, за небольшим исключением, неплохо. Мужчины, правда, были избиты, но не сильно, видно, специально под съемку.
Только мальчишки дуэта «Клен», прижавшись друг к другу, глазами, полными животного ужаса, смотрели в камеру. Да плакала Тоня, но это и понятно, она женщина! Остальные старались держаться более-менее достойно. Но почему их было одиннадцать человек? Этот факт не давал покоя майору. Может, кому удалось скрыться во время марша по горам?
Вскоре Рудаков получил ответ на свой вопрос, и не такой, на который надеялся.
На экране вновь показалась физиономия узбека.
Садык стоял возле невысокого, но широкого пня, рядом с которым лежал топор на длинной самодельной ручке.
Холод страшного предчувствия скользкой змеей вполз в сердце Рудакова.
Узбек продолжил монолог:
– У меня нет времени, да и желания долго разговаривать с вами! Короче, если через двое суток, 29 числа, положительного решения по заложникам федеральными властями не будет принято, я начну уничтожать их! И буду это делать так, как вы сейчас увидите на экране.
Он повернулся вправо, что-то выкрикнул на языке пушту. К пню двое бугаев-афганцев в масках подтащили молодого человека, который отчаянно кричал:
– За что? Не надо! За меня заплатят! Уверяю вас, не надо, прошу…
Но бандиты не слушали его мольбы.
Поставили на колени и согнули голову пленника на пень так, что обнажилась шея. Садык поднял топор, медленно провел большим пальцем по лезвию, явно играя перед камерой. Рудаков в последней надежде подумал: может, узбек берет на понт? Играет на нервах? И сейчас, отбросив топор, прикажет отвести парня к остальным узникам.
Но надежды майора не оправдались.
Ловко подкинув топор одной рукой, поймав его другой, он с силой опустил лезвие на шею несчастной жертвы. Голова скатилась с пня, из обрубленной части туловища хлынула кровь. Бугаи отпустили агонизирующий обезглавленный труп, вышли из кадра.
В нем остался Садык. Он оставил топор, который так и остался торчать в плахе. Не глядя на убитого им человека, проговорил в камеру:
– Вот так, господа, будет выглядеть казнь каждого из заложников, если власти не пожелают отдать то, что им не принадлежит!
Узбек, видно, уже хотел закончить выступление, однако, подумав, добавил:
– Если же спецназом будет предпринята попытка силового решения вопроса, то, клянусь, я живыми сожгу всех заложников! В одно мгновение и скопом! У меня все! Через двое суток, в это самое время, я выйду на связь с командованием русской группировки, которое к этому дню должно обеспечить прибытие для переговоров представителя президента! И учтите: в одной руке я буду держать рацию, в другой – топор, очередную жертву я уже выбрал, она будет рядом ждать своей участи, которая полностью в руках федеральных властей! До связи, неверные! Аллах акбар!
В этом месте изображение на пленке оборвалось. Чекалин выключил видеодвойку.
Кауров повернулся к посуровевшим Железнову и Рудакову:
– Вот тебе, Боря, и двенадцатый член концертной бригады. К сожалению, уже покойный. Что скажете, «спецы»?
Первым не сдержался майор:
– Мочить его, суку, надо! И чем быстрее, тем лучше! Быть бы уверенным, что этот урюк держит заложников в Ленжи! Что-нибудь придумали бы.
Неожиданно неплохую идею подал Железнов:
– А Велли с Вахой в этих Ленжах ранее бывали?
Генерал перевел взгляд на Чекалина. Полковник ответил:
– Велли родом из Гемли, оттуда его вызвал Садык к Шарусу, а вот Вахе на допросе подобного вопроса не задавали. Но это можно поправить.
Кауров приказал:
– Так поправляй, Глеб!
Генерал уже понял, почему командир «Кавказа» задал свой вопрос.
Чекалин позвонил одному из своих помощников.