парадоксов. Казалось бы, реинтеграции с природой легче добиться путем разбиения массивных искусственных блоков на более мелкие, лучше гармонирующие с природными системами. Именно такой подход использовали большинство реформаторов, предлагая концепцию зеленых поясов и городов-садов. Метаболисты же сознательно подчеркивали искусственность и масштабы своих творений, отрывая их от земли, вместо того чтобы приближаться к ней. В поисках большей органичности метаболисты обращались к более массивным структурам. Хотя сейчас подобный шаг кажется нелогичным, в конце 50-х – начале 60-х для Японии это казалось неизбежным и даже естественным. Если архитекторы хотели следовать за своей культурой, то, казалось, единственный выход – это укрупнение и масштабность.

Второй парадокс заключался в том, что спонтанное естественное приращение должно было осуществляться на гигантской определенной структуре, формирующей живую устойчивую ткань. Ближе всего к такой концепции был образ итальянского горного городка, который постепенно разрастался и без усилий поддерживал идеальный баланс между мелкими различиями и общей цельностью. «Команда Х» попыталась достичь такого баланса путем различия между формой (картиной в целом) и дизайном (уникальными деталями). В масштабе идей метаболистов это было, по крайней мере, мечтой, если не оксюмороном. Интересно, что термин «мегаструктура» впервые появился в статье Фумихико Маки 1964 года «Исследования коллективной формы», где предлагалось совместить малость с крупным городским дизайном, – а ведь это полные противоположности. Но именно к этому и стремились метаболисты. Они хотели примирить масштабность с малостью, город с природой, твердые материалы типа бетона с динамическими изменениями.

Японский метаболизм привлек внимание журналистов не только в Японии, но и на Западе. Здесь тоже имелись прецеденты, начиная с «органических» или «брутальных» построек Ле Корбюзье 50-х годов: капелла Роншан (1950–1954), здание Ассамблеи в индийском Чандигархе (1955) и монастырь Ла Туретт (1957–1960). Новый брутализм вел архитекторов путем японских аватаров. Такими были творения Смитсонов в Англии – например, университет города Лидс (1953). В том же стиле Луис Кан построил лабораторию медицинских исследований Ричардса в Пенсильванском университете (1957–1960), которую архитектор представил на токийской конференции. Бертран Голдберг построил в Чикаго Марина-сити (1959–1964). Во Франции Йона Фридман в 1958 году предложил концепцию города в пространстве – вознесенную над городами гигантскую решетку с платформами, заполняемыми готовыми моделями. Вызов, брошенный метаболистами ортодоксальному модернизму, нашел отклик в архитектурной среде. Британская концептуальная архитектурная группа «Аркигрэм» опубликовала свой первый буклет с яркими причудливыми иллюстрациями в 1961 году. Они изображали города как места веселья и перемен, построенные из легких структурных элементов. В их идеях явственно чувствовалось японское влияние. В 1963 году лондонский Институт современного искусства организовал выставку группы «Аркигрэм» «Живые города», а в 1964 году группа выпустила буклет «Плагин-город» – яркий и причудливый «набор элементов». Здесь были взаимозаменяемые мегаструктурные башни, диагональные рамы, жилые капсулы и краны. Все было нарисовано в стиле комиксов. Затем последовал «набор для мегаструктурного моделирования» – реальный набор бумажных элементов для строительства, состоящий из коммуникационных труб, икосаэдров, жилых капсул и платформ. Из такого набора можно было построить адаптируемый под требования заказчика игрушечный город¹⁴. «Аркигрэмовский» вариант метаболизма становился все более причудливым. В европейских и североамериканских архитектурных журналах появлялось все больше «забавных» структур. Седрик Прайс в 1960–1965 годах предложил проект Дворца веселья. Футуристические мегаструктуры все более завоевывали народное воображение. Именно они стали образцом для Города греха Сого в фильме Роже Вадима «Барбарелла» (1968)¹⁵. Но влияние метаболизма воспринималось очень серьезно, особенно в Британии, где этот стиль объединился с новым брутализмом и стал почти обязательным для зданий, предназначенных для обучения, столь любимых университетами. Городские советы, придерживавшиеся левых взглядов, избирали такой стиль для социального жилья.

В 1967 году Бакминстер Фуллер и Сёдзи Садао опубликовали свой проект «Тритон-Сити». По словам Фуллера, проект был разработан «для японского заказчика». Это был еще один Плавучий город в Токийском заливе, который архитекторы разрабатывали с 1963-м по 1966 год. Фуллер писал: «Три четверти нашей планеты покрыты водой, и на этой воде могут плавать органические города. Плавучие города не платят землевладельцам. Они расположены на воде, которую можно опреснять и использовать самыми полезными и не загрязняющими окружающую среду способами»¹⁶. Такая концепция обратила на себя внимание. Ее изучали американское министерство жилья и городского развития, американский военно-морской флот и город Балтимор. Всех привлекала низкая стоимость жилья. Однако когда президент-демократ Линдон Джонсон покинул Белый дом, интерес правительства угас. Тем не менее своими изобретениями, в том числе сферами «Облако-9», Фуллер приближал новое экологичное городское будущее: «Хотя строительство таких парящих облаков – это дело будущего, можно рассчитывать на то, что парящие пирамидальные города, воздушные небоскребы, подводные острова, подземные жилища, города под куполами, летающие жилые машины и сдающиеся в аренду автономные жилые черные ящики позволят человеку жить на Земле и пользоваться ее благами, не подвергая планету опасности истощения»¹⁷.

1967 год стал важнейшим в истории более скромных, но успешно осуществленных примеров этого архитектурного стиля. Кэндзо Тангэ завершил строительство Центра прессы и вещания в городе Сидзуока. Строительство Центра прессы и коммуникаций префектуры Яманаси в городе Кофу было в полном разгаре. В Шотландии завершилось строительство первой очереди нового городского центра Камбернод по проекту Джеффри Копкатта – работы велись с 1962 года. Эта многофункциональная мегаструктура включала в себя магазины, отель, парковку и разнообразное жилье – от пентхаусов до «демонтируемых блоков» с возможностью расширения. Центр представлял собой нечто среднее между футуристическим аэропортом и тюрьмой. Но самым ярким событием стала Всемирная выставка 1967 года в Монреале, расположившаяся в необычном месте на реке Святого Лаврентия. Территория выставки включала в себя природный остров, искусственный остров и большую песчаную отмель – нечто вроде искусственной земли, о которой мечтали метаболисты. Все территории были связаны железной дорогой и подземными туннелями метро. В центре Монреаля тоже была построена обширная система подземных переходов – восемь километров торговых центров, пешеходных туннелей, парковочных гаражей и станций метро – целый подземный город, защищенный от непогоды башнями, взметнувшимися в воздух над ним. Огромные бетонные зерновые элеваторы возвышались над территорией «Экспо-67» на дальнем берегу реки. Многие обратили внимание на этот факт и говорили о нем как об еще одном доводе в пользу того, что Монреаль гораздо ближе к реализации метаболистской концепции мегагорода, чем любой другой город мира. Территория выставки представляла собой «набор для мегаструктурного моделирования» в натуральную величину, построенный архитекторами всего мира, которые решили использовать самые яркие и привлекающие внимание структурные элементы из запасов метаболистов, знакомые инженерам, но ранее никогда не использовавшиеся в строительстве общественных зданий. Павильон «Человек-производитель» состоял из тетраэдров. Павильон «Человек-исследователь» стал сложной стальной конструкцией, состоящей из тетраэдров, модильонов, пространственных рам и геометрических решеток. Металлические детали сознательно