Корбюзье использовал диаграммы, на которых показал развитие Нью-Йорка: сначала город постепенно строился и приобретал свою текущую, хаотичную форму, а «завтра» превращался в Лучезарный город с огромными башнями-пластинами, отстоящими на большом расстоянии друг от друга. Он проповедовал свое евангелие разделения и скорости, рисуя перед слушателями будущую Утопию, во имя которой следовало разрушить существующие города. Архитектор убеждал слушателей, что города, в которых они живут, – это лишь «временное» явление.

Отправляясь в Нью-Йорк, Ле Корбюзье ожидал получить заказы в США. Ведь во Франции у него были американские клиенты. Он старательно выискивал в Нью-Йорке и других городах состоятельных и влиятельных людей, которые могли бы способствовать реализации его замыслов³⁹. Он обращался к мэрам городов, руководству нью-йоркской жилищной комиссии, к миллионерам – в том числе к Нельсону Рокфеллеру. Необходимость решения проблем американских городов была несомненна. Американцев уже давно беспокоило состояние трущоб. Но большинство из них считали, что решить эту проблему можно строительством зданий, а не путем создания новых рабочих мест, повышения зарплат и улучшения состояния экономики. Взгляд Джейкоба Рииса был весьма типичным: «Бедные будут существовать всегда, но трущоб быть не должно»⁴⁰. Конгрессмен от Огайо заявил: «Если мы построим лучшие дома для обитателей трущоб, то трущобы исчезнут»⁴¹.

Судя по отношению американцев, идеи Ле Корбюзье должны были бы быть им близки, но в Соединенных Штатах архитектор столкнулся со множеством препятствий на пути реализации своего урбанистического видения. Во-первых, он был иностранцем, а в эпоху Великой депрессии все считали, что имеющуюся работу должны выполнять граждане собственной страны. Во-вторых, его идеи всеми считались слишком современными и слишком европейскими. Муниципальное жилье по-прежнему строилось по традиционным образцам – например, застройка прибрежной зоны в Гарлеме. Городские власти строили в этом районе низкие кирпичные дома, и Ле Корбюзье приехал как раз когда они строились. В-третьих, значительные масштабы сноса и строительства были непрактичны в существующих экономических условиях, весьма далеких от благополучия. В-четвертых, в американском движении за реформы в строительстве доминировали децентралисты – Генри Райт, Льюис Мамфорд и Кэтрин Бауэр. Они считали, что обитателей трущоб следует переселить в особые кварталы, построенные на дешевой земле на окраинах города, а не в дорогом центре. И, наконец, идеи экспроприации земель и совместного владения ими подрывали основополагающие американские догмы частной собственности. Об идеях Ле Корбюзье Генри Райт говорил, что «они требуют революции в наших представлениях о градостроительстве и землевладении». Даже те, кто считал возможным существование муниципального жилья, с большим подозрением относились к мысли о том, что правительство может вторгнуться на священную территорию частного сектора. Впрочем, большинство американцев считало муниципальное жилье идеей социалистической или, хуже того, тоталитарной.

Другими словами, Америка, которая всегда служила источником вдохновения для архитектора, оказалась не готова к идеям Ле Корбюзье.

* * *

Хотя и медленно, но неприятие идеи муниципального жилья слабело. Впервые правительство построило такое жилье для рабочих военных заводов в конце Первой мировой войны. Во время Великой депрессии президент Франклин Рузвельт в 1937 году издал акт о муниципальном жилье, согласно которому города должны были финансировать расчистку трущоб и переселять их обитателей в более пристойные условия. Эта программа в большей степени была связана с занятостью населения, а не с жильем, и влияние она оказала довольно скромное. Осуществлялась она в крупных городах, вроде Нью-Йорка, власти которых действительно хотели снести трущобы и заменить их новыми домами – впрочем, по-прежнему малоэтажными, кирпичными и небольшими⁴². Когда появилось федеральное финансирование, расчистка трущоб стала более привлекательной для крупного бизнеса. Предвестником новых веяний стал Майами, где лидеры белой и черной общин совместно разработали план сноса 138 гектаров Цветного города (позже получившего название Овертаун), расположенного к северо-западу от центра города. В этом районе жила большая часть 25-тысячного чернокожего населения Майами. Обитателей трущоб переселили на 8—10 километров в сторону, на окраину города, где был осуществлен проект Либерти-сквер из 243 домов. Это было первое муниципальное жилье, построенное для чернокожих. Для белых собственников жилья это была уступка: американские налогоплательщики согласились заплатить, чтобы удалить нежелательное население из центра города. Это способствовало повышению стоимости недвижимости и открывало возможность для более перспективной застройки центра. Для чернокожего населения Америки это событие ознаменовало начало десятилетий массового выселения из центров на окраины и в пригороды. Казалось, что покоренное индейское племя уходит из своих домов в резервации.

Во всех городах Америки уверенность в неизбежном доминировании центральных деловых кварталов начала вытеснять тревожность по поводу расширения пригородов. Люди стали меньше приезжать в центр. В пригородах появились коммерческие центры, где можно было сделать покупки, воспользоваться услугами банков и посмотреть кино. Стоимость недвижимости в центре города и уровень розничных продаж в центре стали снижаться, освобождающиеся площади росли. Владельцы коммерческой недвижимости оказывались в окружении жилых кварталов, заселенных бедными темнокожими людьми, а вовсе не своими потребителями. Подобное соседство потенциальных потребителей не могло не тревожить. Нужно было как-то привлечь белое население, в особенности белых женщин, из пригородов в центр. А для этого им нужно было предложить нечто похожее на пригороды, но со всеми преимуществами близости к центру. И башни Ле Корбюзье, расположенные в парках, оказались идеальным решением: суперкварталы, вырезанные из уличной решетки, стали безопасными зелеными оазисами, отделенными от городских улиц и их обитателей, да еще и до всего интересного в центре можно было дойти пешком.

И капиталисты постепенно (по крайней мере, в центре) стали интересоваться идеями Ле Корбюзье. Высокие бетонные дома-пластины уже широко использовались в промышленном и коммерческом строительстве, а теперь начали проникать в строительство жилищное, даже в частном секторе⁴³. Три Y-образных жилых башни с традиционной отделкой были построены в Олден-парк на окраине Джерментана в Пенсильвании в 1925–1928 годах. По заказу нью-йоркской жилищной комиссии уроженец Швейцарии Уильям Леказ и его помощник Альберт Фрей (еще один швейцарец, работавший в ателье Ле Корбюзье в Париже) подготовили проекты архитектора муниципального жилья в начале 30-х годов. Леказ построил дома Вильямсбурга в Бруклине (1934–1937) – двадцать кирпичных башен были построены в международном стиле. Через 4 года нью-йоркская комиссия завершила строительство домов на Ист-Ривер в Гарлеме: 6-, 10– и 11-этажные дома были объединены в суперкварталы. Это был первый проект башен в парке в Нью-Йорке, но далеко не последний.

Европейские архитекторы стали первыми «импортерами» модернизма. В 1928 году австриец Ричард Нойтра, перебравшийся в Лос-Анджелес, продемонстрировал свой проект – своеобразный Лучезарный город на стероидах. Ряды одинаковых домов-пластин уходили к горизонту. Это было сделано за 9 лет до того, как модернисты Баухауса Людвиг Мис ван дер Роэ, Вальтер Гропиус и Марсель Брейер прибыли в Америку с благой вестью. Провозглашенные Конгрессом современной