– Идите в дом. – Яшутин вылез из машины. – Скоро отец приедет, увезёт детей к себе.
– Зачем? – приостановилась Зина.
– Их снова могут забрать.
– Почему?!
– Такова наша действительность, сестрёнка. Законы вступают в силу только с момента их нарушения.
– Ты нарушил закон?
– Смотря с какой стороны посмотреть. Но обвинить меня можно. Детки поживут у отца какое-то время, пока я буду бегать по инстанциям, искать справедливость.
– Но мы же ничего дурного не делали!
– А кто будет разбираться? Уводи детей. Как зовут твоих соседей?
Зина посмотрела на мужчин, вышедших из калитки соседнего дома к джипу.
– Тот, с бородкой, младший Жабринский, Митька, а с ним Боря, дружок, домогался, сволочь. Не связывайся ты с ними, Костя. Отец у Митьки, говорят, к полиции отношение имеет.
– Разберёмся, иди в дом, я сейчас.
Константин закрыл машину, зашагал к замолчавшим мужикам. Остановился в нескольких шагах, сунув руки в карманы штанов. Сказал с вежливой холодностью:
– Господин Жабринский, я знаю, что вы написали поклёп на соседку, в результате чего у неё опека забрала детей.
Мужчины переглянулись.
– Бред! – скривил губы рыжий, с бородкой. – Вас дезинформировали.
– Даже если и написали, – развязно подхватил толстяк, ухмыляясь, – вам-то что с того? Детей забрали правильно. Вы ваще кто?
– Закон в пальто! – тяжело сказал Константин. – Я брат Зинаиды.
– Врёт она, ваша сестра. Поменьше бы гуляла, побольше бы с детями сидела.
Лицо Яшутина окаменело.
– Повтори!
Толстяк презрительно выпятил губы.
– А чо будет?
– Зубы проглотишь за оскорбление!
– Да ну? – Толстяк подмигнул рыжему. – Ну, повторяю: твоя сестра сучка…
Не вынимая рук из карманов, Константин шагнул вперёд и ударил головой в лицо толстяка. Тот с воплем опрокинулся на спину, прижимая к разбитому в кровь носу ладони.
Хозяин дома ошалело проводил его глазами, встрепенулся, сунул руку под пиджак за спиной, вытащил нож.
– Ты чо, ох…л?! Зарежу!
– Давай, – кивнул Константин, по-прежнему держа руки в карманах штанов.
Это была уловка, понятная только профессионалам рукопашного боя: кажущаяся беззащитность бойца вселяла в противника уверенность, что он застанет его врасплох и легко победит. При этом упускались другие варианты защиты и нападения противника – удары головой, локтями и ногами.
– Щас за тобой приедут, бандюга! По-другому запоёшь!
Константин подумал, что Жабринский и в самом деле может вызвать полицию, надеясь на связи папаши, но выяснять отношения дальше не стал. Сказал равнодушно:
– Тогда уж вызывай штурмовую бригаду, слизняк! И запомни: за слёзы сестры и детей я ещё с тобой посчитаюсь!
Повернувшись спиной к обоим приятелям, он пошёл в дом Зины, хлопотавшей вокруг детей.
– Ну, что? – спросила она взволнованно. – Поговорил?
– Надеюсь, у них хватит ума, – улыбнулся он. – Больше не станут тебя пугать.
Отец приехал, как и обещал, через три часа с минутами, на стареньком «Фольксвагене Пассате» белого цвета. Повеселевшая Зина робко встретила его на пороге, но Яшутин-старший первым раскрыл объятия, и они обнялись.
Зина заплакала.
Николай Кузьмич покосился на Константина, вошедшего в дом со двора, проворчал:
– Не хнычь, сама во всём виновата.
Сели в гостиной, разговорились, но Константин, помня свои похождения в Наро-Фоминске и пансионате «Акварели», поторопил обоих:
– Нет времени предаваться воспоминаниям, кто знает, что на уме у этих горе-опекунов. Мы правы на сто процентов, да нынешняя власть настолько неадекватна, что может придраться к человеку за любое его слово. Пора ехать.
Зина снова расплакалась.
– Я бы сама поехала… но работу нельзя бросать, потом не найду.
– Возьмёшь отпуск за свой счёт, приедешь, – ворчливо отозвался Николай Кузьмич. – И вообще давай переезжай ко мне, проживём как-нибудь.
Дети тоже не рвались уезжать от матери, но их уговорили, поманив походами в кино и новыми игрушками, и Яшутин-старший увёз внука и внучек, неожиданно проникшийся ответственностью за их судьбу.
Константин почувствовал, как с плеч свалилась целая гора. Проблема осталась нерешённой, ему предстояло пройти семь кругов ада по всем государственным инстанциям, чтобы доказать несостоятельность претензий органов опеки к семье Зины, однако он надеялся, что правда восторжествует.
Непреодолимо захотелось спать: сказалось нервное напряжение всего дня, рождённое встречами с недобрыми людьми.
Однако стоило ему прилечь на диванчике в горнице, как с улицы донёсся гул мотора, и в дом вбежала испуганная Зинаида.
– Костя, там военные!
Сердце ёкнуло: дождался! Надо было уезжать с отцом.
Последующие мысли были трезвее: а как с Зиной? Она осталась бы одна! И что дальше? Её тоже забрали бы в полицию? Где она во всём чистосердечно призналась бы?..
– Сиди в доме и ни во что не вмешивайся. А ещё лучше, собирай самое необходимое и езжай к отцу. Оставаться тебе здесь одной не стоит. Надо было сразу вам вместе ехать. Ну да уж что теперь. Сама доберёшься.
Он вышел на крыльцо, отметив, что соседи стоят у своего джипа, скалясь, показывают на него пальцами и ржут.
Напротив дома Зинаиды стоял синий микроавтобус с эмблемой ОМОНа на борту, из которого выпрыгивали бравые парни в спецкостюмах и чёрных беретах, с пистолетами-пулемётами в руках (Константин насчитал восемь бойцов), а от калитки к дому шагали двое рослых омоновцев во главе с небольшого роста, но с широченными плечами мужчиной в обычном сером гражданском костюме и сером пуловере под ним. У него было узкое бледное лицо с прямым носом и узкими серыми губами.
Увидев лейтенанта, все трое остановились.
– Гражданин Яшутин? – тусклым голосом спросил узколицый.
– Лейтенант Яшутин, – сказал Константин. – Чем обязан?
Парни переглянулись, с небрежной грацией профессионалов держа пистолеты-пулемёты («Кедр», определил Константин).
– Капитан Холин, – показал красную книжечку мужчина в гражданском. – Вы задержаны, гражданин Яшутин. Извольте пройти с нами.
