– Я нашел себе занятие получше, дорогая, – с усталым вздохом ответил Люциан, который валился с ног от изнеможения. – Я был у Линка и сообщил о смерти Ферручи, а он обвинил меня в том, что я стал тому причиной.
– Обвинил тебя?! Но почему? – с негодованием воскликнула Диана.
– Потому что я заставил Ферручи сказать правду, а когда он понял, что имеет все шансы за свои злодейства угодить за решетку, принял яд. Помнишь, миссис Клиэр говорила о нем как о хорошем химике, поэтому я думаю, он сам приготовил яд. Он оказался быстродействующим, потому что граф рухнул на пол мертвым прежде, чем я успел сообразить.
– Люциан, это ужасно! – вскричала Диана, заламывая руки.
– Да, – угрюмо согласился ее возлюбленный. – Теперь все подробности этого дела попадут в газеты и эту несчастную женщину арестуют.
– Лидия! А что скажет ее отец? Это разобьет ему сердце!
– Пожалуй. Но он должен понести ответственность за то, что столь дурно воспитал свою дочь. Впрочем, – задумчиво добавил Люциан, – не думаю, что Лидия столь же виновна, как и Рент. Похоже, этот негодяй и является главным в этом преступлении. Это он вместе с Ферручи задумал и осуществил дьявольский план. Парочка негодяев!
– Рента арестуют?
– Если найдут; но я полагаю, что он давно скрылся от греха подальше. О нем нет ни слуху ни духу с тех самых пор, как он съехал с Джерси-стрит после убийства. Даже миссис Клиэр не знает, где он сейчас. Она разместила в газетах объявление, зашифровав его так, как он просил, но Рент так и не объявился.
– А Рода?
– Рода по-прежнему в бегах. Полиция готовит ордера на арест служанки, Рента, миссис Клиэр и Лидии Рен. Ферручи, к счастью для себя и своей семьи, ускользнул от правосудия, наложив на себя руки. Это лучшее, что мог сделать негодяй, дабы избежать позора и бесчестия. Должен признать, в мужестве ему не откажешь.
– Это ужасно! Ужасно! Чем же все это закончится?
– Тюремным заключением для всех, полагаю, если только они не смогут доказать, что Клиэра убил Рент; в этом случае его повесят. Но теперь, когда Ферручи мертв, Рода, как мне представляется, остается единственным свидетелем, который может доказать вину Рента. Вот почему она сбежала. Ей было страшно, что совсем неудивительно. Но это дело вымотало меня, Диана. Прошу тебя, налей мне бокал портвейна и дай немного печенья: у меня весь день маковой росинки во рту не было.
Диана со вздохом взялась за колокольчик и, когда появился лакей, отдала ему распоряжение. Она чувствовала себя не в своей тарелке и сильно нервничала, несмотря на то что ее отец нашелся живым и здоровым; впрочем, невероятные события последних дней могли вывести из душевного равновесия кого угодно.
Люциан смежил веки и откинулся на спинку кресла; после треволнений сегодняшнего утра голова у него раскалывалась от боли. И вдруг он широко раскрыл глаза и вскочил. В тот же миг Диана, встревоженно вскрикнув, распахнула дверь, и оба услышали пронзительный голос женщины, поднимавшейся по лестнице.
– Какая вам разница, как меня зовут? – донесся до них голос. – Я сама назову свое имя мисс Рен. Немедленно отведите меня к ней.
– Лидия! – воскликнул Люциан. – Она здесь? Боже милостивый! Что ей нужно?
Диана ничего не ответила и лишь поджала губы, когда в комнату вошла Лидия, за которой следовал лакей с печеньем и вином. Одета женщина была просто, но опрятно; лицо ее скрывала плотная вуаль, но видно было, что она возбуждена. Как и Диана, она не произнесла ни слова до тех пор, пока лакей не оставил их одних. Только тогда она откинула вуаль, открыв осунувшееся лицо и покрасневшие от слез глаза, в которых был ужас.
– Вот это да! Страсти Господни! – запричитала она, вцепившись в локоть мисс Рен. – На этот раз твоя взяла, Диана. Ферручи мертв, твой отец жив, я больше не вдова, а мой отец уехал, и я не знаю куда! Мне сообщили, что меня разыскивает полиция, и потому мне тоже надо делать ноги.
– Делать ноги, миссис Рен? – чопорно переспросила Диана.
– А что еще мне остается? – всхлипнула Лидия. – Я не желаю сидеть и ждать, пока меня поволокут в каталажку, хотя что я такого сделала, даже не представляю.
– Что? – с негодованием воскликнул Люциан. – Вы не представляете… Когда этот отвратительный умысел…
– Мне ничего не известно ни о каком умысле, – прервала его Лидия.
– Разве не вы подговорили Ферручи поместить своего мужа в психиатрическую лечебницу?
– Я? Ничего подобного. Я полагала, что мой супруг мертв и похоронен, пока Ферручи не рассказал мне правду, и тогда я решила держать язык за зубами, пока все не утрясется. А после того, как Эрколе умер, ко мне пришел его слуга и все рассказал – он подслушал ваш разговор с графом, мистер Дензил. Я была поражена до глубины души… и… и… Боже! Это же ужас какой-то! Дай мне бокал вина, Диана, иначе я упаду в обморок!
Мисс Рен в молчании налила бокал портвейна и передала своей мачехе, которая, давясь слезами, жадно отпила. Люциан, не говоря ни слова, смотрел на несчастную женщину, спрашивая себя, действительно ли она невиновна, как пытается убедить. Он решил, что в конце концов она и впрямь могла не знать о преступных планах Ферручи, хотя они и принесли ей прямую выгоду; но при этом она была настолько ловкой обманщицей, что он не был склонен верить ее словам. Однако до сих пор она лишь в самых общих чертах обрисовала свое участие в этом деле, и поэтому, когда она допила вино и немного успокоилась, Люциан попросил ее объясниться.
– Вы знали – догадывались или хотя бы подозревали, что ваш муж жив?
– Мистер Дензил, – непривычно серьезно сказала Лидия, – теперь я замужняя женщина, а не вдова, коей себя полагала. Я не знала, что Марк жив! Да, меня нельзя назвать образчиком добродетели, но я не настолько черна душой, чтобы запереть человека в психиатрической больнице и сделать вид, будто он умер, только ради того, чтобы получить деньги, как бы я их ни любила. Я с самыми честными намерениями опознала тело.
– Вы действительно думали, что это было тело моего отца? – с сомнением протянула Диана.
– Клянусь, так оно и было, – вскричала миссис Рен. – Марк ушел из дому, потому что решил, будто я связалась с Ферручи, но это неправда. Это ведь Тайлер поссорила нас, а Марк оказался глупцом и слабаком – он повредился рассудком от морфия и чрезмерного сидения над книгами, как мне представляется, и потому пустился в бега, а я так и
