далеко от вас, мне неизвестно, что вы собираетесь предпринять. Вы говорите мне, что вам самому это неведомо. Отчего я не нахожусь подле вас? Вы получите от меня утешения моей нежной и верной дружбы. Я знаю, что вам нечего опасаться, если в сем Собрании преобладают разум и добрая воля. Прощайте, у меня нет времени сказать вам более. Аббат вошел в мою комнату. Я незамедлительно отправлю его, ибо не буду спокойна, пока не узнаю, что сталось с вами. Я уверена, что при формировании королевской гвардии вы поступали по всем правилам. Итак, с этой стороны мне нечего бояться. С той поры, как вы находитесь в Тюильри, ваше поведение было столь безупречным, что вам ничто не может быть вменено в вину. Вы совершили столько патриотических действий, что вам не может быть предъявлено никакого порицания. Прощайте. Пишите мне о себе и никогда не сомневайтесь в тех чувствах, которые я испытываю. – Сей среды в одиннадцать часов».

Когда аббат Бельярди доставил это письмо в Тюильри, было уже слишком поздно. Утром 30 мая герцог был арестован. Несколько часов спустя Жанна получила его длинное прощальное письмо, написанное им в последние часы свободы. Герцога отправили в Орлеан, где должен был заседать Верховный суд, созданный согласно закону от 10 мая 1791 года «для разбирательства во всех преступлениях и правонарушениях, обвинения по которым выдвинуты Законодательным собранием».

2 июня Моссабре, имевший свободный доступ к герцогу де Бриссаку, доставил графине короткую записку, извещавшую, что герцог благополучно прибыл к месту своего заключения. Графиня решает немедленно выехать в Орлеан. В момент отъезда она получает письмо от герцогини Мортемар, дочери де Бриссака, с которой находилась в самых дружеских отношениях. Герцогиня эмигрировала вслед за своим мужем и в настоящее время находилась на лечении на водах в Спа. Узнав об аресте отца, она хотела немедленно возвратиться во Францию, но ее отговорили от этого неразумного шага, ибо присутствие жены эмигранта лишь усугубило бы вину арестованного. Тем не менее герцогиня нуждалась во мнении мадам Дюбарри, одновременно она просила держать ее в курсе событий.

Графиня Дюбарри посоветовала дочери де Бриссака не пересекать границу. Той больше не было суждено увидеть своего отца.

В течение первых дней тюремного заключения к герцогу не было никакого доступа, но после получения Верховным судом обвинительного акта ему разрешили посещение лиц, получивших на то соизволение. В июне-июле графиня несколько раз совершала поездки из Лувесьена в Орлеан.

Герцог же абсолютно трезво оценил свое положение. Если в начале заключения у него еще оставались какие-то иллюзии относительно своей судьбы, постепенно он их растерял. Война революционной Франции с могущественными европейскими соседями лишь подливала масла в огонь народного гнева. 10 августа 1792 года толпа захватила Тюильри. Король, королева и все королевское семейство были заключены в тюрьму Тампль. Теперь власть перешла в руки революционных комитетов и распоясавшихся мятежников.

Герцог узнал о событиях в столице 11 августа и понял, что участь его решена. На следующий день он составил свое завещание, назначив единственной душеприказчицей свою дочь, герцогиню де Мортемар. Он завещал свое имение Бриссак в Анжу двум внукам, Огюстену и Шарлю, которые были еще несовершеннолетними, и, таким образом, спас его от революционного расхищения. Де Бриссак особо доверил своей дочери «заботу об особе, которая дорога мне и которую бедствия сих времен могут повергнуть в великую нужду. Моя дочь получит приписку к завещанию, в которой будет указано все то, что я приказываю на сей предмет». В приписке говорилось следующее:

«Я дарую и завещаю мадам Дюбарри, из Лувесьена, помимо и сверх того, что я ей должен, годичную пожизненную ренту в размере двадцати четырех тысяч ливров, свободных от долгов и налогов, или использование в течение ее жизни моей земли в поместьях Ла Рамбодьер и Ла Граффиньер в Пуату, и движимого имущества в них, или сумму в триста тысяч ливров, единовременно выплачиваемую деньгами, все по ее выбору. Я прошу ее принять их в качестве слабого свидетельства моих чувств и моей признательности, коих я еще больше чувствую себя должником, поскольку стал невольной причиной кражи ее бриллиантов. Я прошу мою дочь, чтобы она заставила ее принять сие, моя воля такова, что никакие другие мои распоряжения по завещанию не должны исполняться прежде, чем сии не будут полностью исполнены».

Завещание было подписано 11 августа 1972 года.

В тот же день герцог де Бриссак направляет своей дочери письмо, в котором пытается объяснить свое поведение:

«Взвесив свои поступки, я полагаю, что число хороших превышает число дурных. Для вашей матери, которую я всегда нежно любил, не будет огорчением беседовать с вами обо мне. Она прекрасно знает меня. Она меня жалела, любила, и я ее – также, уверяю тебя, мое дитя… Прощайте, я вас люблю и обнимаю обеих, также и ваших детей. Обнимите также и вашего мужа от моего имени. Я хладнокровно составил свое завещание…»

Но самое свое нежное прощание он оставил для Жанны:

«В субботу, 11 августа, 6 часов вечера.

Нынче утром я получил прелестнейшее письмо и такое, которое с давних времен наиболее услаждает мое сердце. Я благодарю вас за него. Я целую вас тысячу и тысячу раз. Да, вы составляете мою последнюю мысль. Не будем обращать внимания на все подробности. Я испускаю стоны, меня бьет дрожь. Ах! дорогое сердце, почему я не могу оказаться с вами в пустыне! Я могу только оставаться в Орлеане, где влачу такое скверное существование, я целую вас тысячу и тысячу раз. Прощайте, мое сердце, город пока что еще спокоен».

Однако события начинают свершаться с ошеломительной быстротой. В якобинских газетах открыто требуют голову герцога. Начинается преследование близких ему людей. Молодой адъютант Моссабре, выполнявший роль связного между узником в Орлеане и Лувесьеном, получил ранение во время защиты Тюильри 10 августа. Молодой человек нашел убежище у мадам Дюбарри. Отряд пьяных национальных гвардейцев, чьи командиры, несомненно, были предупреждены каким-то доносчиком, 19 августа ворвался в Лувесьен. Они нашли Моссабре, спрятавшегося за кроватью и, невзирая на мольбы Жанны, швырнули его на телегу, отвезли в Париж и сдали в тюрьму Лаббе. Через две недели, 2 сентября, он стал одной из жертв бойни, устроенной санкюлотами. Услышав крики разбушевавшейся черни, молодой человек спрятался в дымоходе; бунтовщики развели огонь в очаге, задохнувшийся от дыма Моссабре упал вниз, и его прикончили выстрелом из пистолета.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату