деревья на заднем плане. Ланни был готов к этому. Он видел прожектор несколько раз с дороги в ночное время. Он начал прогулку, которая, он надеялся, будет выглядеть обычной. Он мог надеяться, что шум ветра заглушит биение его сердца!

За углом здания был второй свет. Нет сомнений в том, что они есть на каждой стороне. Видимость была хорошая, как говорят авиаторы. Небо было черным и загадочным, и такими же были деревья на расстоянии. Но вокруг дома было светло, и любой прохожий был виден, как бы при ярком свете луны. Ланни зашёл за другой угол, внимательно наблюдая, готовый к чему угодно. На этой стороне был крытый подъезд к дверям. Под ним была тень, и из этой тени раздался громкий голос: "Wer geht da?"

VIII

Ланни был готов к этому и повёл себя лучшим светским образом. "Герр Бэдд", — ответил он, и подошёл к крытому подъезду. Он был достаточно осторожен и держал свои руки вдоль туловища, ладони открыты и пальцы выпрямлены. Безобидное положение, но не нарочитое. "Sie sind der Nachtwächter?" "Вы ночной сторож?" — спросил он.

— Ja, mein Herr. Да, майн герр.

— Heil Hitler! Хайль Гитлер!

— Heil Hitler! Хайль Гитлер!

— Я гость в шато. Вы меня знаете?

— Ja, Herr Budd. Да, геррБэдд. Слуги говорили о вас, конечно.

— Я не могу спать. Я должен был выйти на прогулку.

— Eine böse Nacht, mein Herr. Ужасная ночь, майн герр.

— Вы слышали, возможно, то, что происходит в Париже. Арестовали наших друзей.

— Ja, Herr Budd; sehr unangenehm. Да, герр Бэдд, очень неприятно.

— Я очень расстроен этим. Может быть, я тоже в опасности. У меня были бумаги, их, возможно, нашли.

— Leider, Herr Budd. Жаль, герр Бэдд.

— Вы ходите ночью?

— Die ganze Nacht. Всю ночь.

— Могу ли я походить с вами?

— Gewiss, Herr Budd. Конечно, герр Бэдд. Ни одного предложения без "герр", так Ланни узнал, что это был немец старого закала. Человек за пятьдесят, слишком старый, чтобы быть настоящим нацистом. Возможно, слуга семьи графа. Он наверняка слышал, что американцы были свободными и легкими в обращении, и не был бы удивлен, если этот болтал во время прогулки. Без сомнения, он слышал, как гостя тщательно обсуждали в людской. Его богатство, его одежду, его манеры, его любовь к собакам, его игру и пение, его встречи с фюрером.

— Ужасно знать, когда твои друзья арестованы и, возможно, с ними плохо обращаются. Я не мог ни спать, ни читать. Я не хотел никого беспокоить, и я подумал, может быть, если я устану, то смогу заснуть.

— Ja, ja, mein Herr. Да, Да, майн герр.

"Я пытался выпить, но я боюсь выпить слишком много. Мне нужно иметь утром свежую голову". — Он засмеялся и вынул одну из бутылок коньяка, открыл ее, и сделал маленький глоток. Потом положил бутылку обратно в карман. — "Легко напиться, когда нервничаешь".

— Ja, mein Herr, das weiss ich gut. Да, майн герр, я хорошо это знаю.

IX

Они гуляли, а Ланни непринуждённо болтал, как он умел делать это с людьми всех рангов и происхождения. "Я не думаю, что вы смогли прочитать французские газеты", — гость намеревался заменить их. Он рассказал о заговоре Кагуляров, и насколько он был важен для Германии, потому что имел целью получить новое правительство во Франции, которое разорвало бы союз со злыми красными, который, конечно, был направлен против Германии и не мог иметь никакой другой цели. — "Они хотят сделать то, что они сделали в прошлую войну, заставить Германию воевать на двух фронтах сразу, и, конечно, фюрер никогда не допустит этого".

Так общительный американец объяснял французскую политику и мировую ситуацию скромному Diener. И Diener был впечатлен его добротой, и каждый раз говорил: "Ja, ja, mein Herr," или, возможно, "Herrschaft", что эквивалентно английскому титулованию. — "Was wünschen der Herr?" — "Что вам угодно, сэр?"

Ланни было угодно ещё один глоток из бутылки. Сделав его, он протянул бутылку человеку, говоря: "Wollen Sie trinken?" Это, конечно, было немыслимо в Германии. Человек растерялся и попытался отказаться. Но общительный американец настаивал, объясняя, что ему не интересно пить в одиночку. Он остановился, пока человек делал глоток, а потом, смеясь, сказал, что этого было не достаточно, и заставил его сделать настоящий, — "Я выпил уже слишком много, возьмите себе все остальное".

Он заставил сторожа пить, пока тот не закашлял и не забормотал. И после этого они стали настоящими друзьями. Пока они гуляли, Ланни рассказывал, как злые красные помогали в Париже предателям немцам подорвать Фатерланд. И как Ланни пытался помочь получить новое французское правительство, которое было подавлено этими злыми красными. Но теперь, leider, его усилия не увенчались успехом, и Ланни не знал, что произойдет. Ему, возможно, придется бежать в Германию и отказаться от своей работы в Париже, по крайней мере, на некоторое время. Это было чрезвычайно грустно, и он впал в меланхолию, остановился и сделал еще один глоток. Он увидел, как Макс, так звали ночного сторожа, мечтал сделать хороший глоток, чтобы защититься от холодного влажного ветра в ноябрьскую ночь. "Кончайте бутылку", — сказал Ланни, и добавил с пьяноватым смешком: "У меня есть еще одна". Макс повиновался.

Хорошо известно, что у людей, которые находятся в беде, бывает соблазн утопить свое горе в вине. Но серьезный и хорошо обученный Nachtwächter, выполняющий тяжелую ответственную работу, не может позволить себе делать такие вещи, и der arme Max выполнил свой долг. Ланни не настаивал. Они сделали еще один круг вокруг шато. Американский герр хихикнул и сказал, что выпил слишком много, но Макс будет следить за ним. Несомненно, это была одна из обязанностей настоящего Wächter. Макс понимал, что должен выполнить свои обязанности при всех случаях жизни. Он сделал поистине героические усилия, чтобы сохранить трезвость в соответствии со своёй честью. Он сдался только, когда Ланни гарантировал, что это не настоящий коньяк, только имитация. Он только на вкус, как алкоголь, и не может опьянить здорового мужчину. Давайте еще по одной, во имя Gemütlichkeit!

Через некоторое время гость сказал, что он устал, и предложил посидеть некоторое время. Так они уселись у крытого подъезда, и Ланни вынул другую бутылку, вынул пробку, сделал очень маленький глоток, и со смехом и озорством уговорил своего спутника сделать большой. Ja, gewiss, это никак не может причинить никакого вреда! Он продолжал в том же духе, пока он не убедился, что этот человек принял столько, сколько даже немец не вынесет. Затем он сказал: "Я чувствую тепло и сонливость, давайте отдохнём". Он поставил бутылку между ними, прислонил голову к стене и начал тяжело дышать. Потом он услышал, как Макс взял бутылку, и услышал