— Ты видел его в последнее время?

— Я не беспокою его, если нет какой-нибудь важной причины. Многие люди, которые имели счастье знать его в прежние времена, слишком хвастают этим обстоятельством, но я никогда.

— Не многие могут сказать, что они навещали его в тюрьме, Генрих.

— Это правда, и он этого не забывает. Но я делаю свою работу, и он знает, что я делаю, и этого достаточно.

— Тебе не хотелось бы снова взять меня и увидеть его?

Лицо чиновника загорелась, но потом быстро снова стало унылым. — "Разве это было бы разумно, Ланни? Он находится в нечеловеческом напряжении и должен принимать трудные решения".

— Ну, я не хочу навязываться, но так случилось, что я встретил ряд важных лиц в Англии и наслушался их разговоров. Кроме того, я принимал участие в создании во Франции правительства, которое прекратило бы альянс с русскими. Генерал Геринг нашел мою историю интересной, и может фюрера она тоже заинтересует.

Ланни рассказал о своих отношениях с Кагулярами, и про свой побег в загородный дом графа Герценберга. Ланни сильно порадовал Генриха, показав, что он определенно на их стороне, чего Генрих пытался добиться в течение шестнадцати лет. Генрих сказал об этом и добавил: "Видишь, почему мы, немцы не можем доверять такой стране, как Франция, правительства которой настолько нестабильны, что мы никогда не знаем, чего ожидать".

— Я полагаю, что ты прав. Это настоящая трагедия, что нам не удался наш государственный переворот.

— Ты не смог бы там ничего сделать, Ланни. Во Франции нельзя сделать то, что мы сделали в Германии. Наша революция исходит от народа. Это народное движение с фюрером, который вышел их народа и понимает его душу. У французов не мог родиться такой лидер, они даже не смогли бы его признать его и последовать за ним, если бы он там появился. Все, что вы могли бы получить там, был субсидированный заговор, жалкий вид путча. Если бы он удался, то был бы по существу реакционным, и вы скоро это обнаружили бы.

"Боюсь, что ты прав", — безропотно ответил Ланни. Ему было интересно установить, что Генрих говорил о Кагулярах то же самое, что говорил лейтенант Рёрих в шато. Оценивал ли доктор Йозеф Геббельс этот жалкий французский путч по радио, и они оба слушали его? Или они вычитали это из одного и того же нацистского учебника?

Во всяком случае, Ланни получил то, что хотел от этой встречи. Генрих сказал: "Я уверен, что фюрер заинтересуется твоим рассказом. Я позвоню и посмотрю, можно ли устроить встречу".

В отеле Ланни ждало послание от княгини Доннерштайн. Она устраивала Abend и была бы рада, если бы Ланни и его отец смогли придти. Ланни заметил: "Там сможешь встретить важных людей". И Робби отложил расчеты, которые он пообещал генералу Герингу. Их доставили в белый мраморный дворец на шикарной Кёниген Агустаасштрассе, принадлежащий прусского землевладельцу и дипломату времён кайзера. Княгиня была лет на тридцать моложе своего мужа, нервной, возбудимой женщиной, которая выкуривала очень много сигарет и тяготилась своей жизнью, не зная почему. Она встретила Ирму на Ривьере несколько лет назад, и они стали приятельницами. Теперь в течение длительного времени она не получала никаких сведений от наследницы и хотела, чтобы Ланни рассказал ей, почему. Ланни знал, что она была неутомимой болтуньей, и что она действительно хотела разобраться в тайне развода, которой было заинтриговано светское общество в полудюжине столиц.

Но теперь при большом количестве гостей, которых надо было приветствовать и развлекать, у неё не было времени разобраться в этом деле. Высокая блондинка Хильде попросила: "Ланни, вы должны навестить меня, и скоро, обещайте!" Затем, шепотом: "У меня столько восхитительных новостей, wirklich prima!" Ланни быстро сказал, что непременно позвонит.

Он и Ирма вращались в берлинском обществе, и жизнь в Европе заставила его научиться запоминать лица, имена и титулы. Робби также был знаком со многими из ведущих бизнесменов и получил ту же самую тренировку. Его немецкий был не очень, но он редко им пользовался. Практически все эти люди знали английский. Сейчас отец и сын вели разговор с мрачным человеком, который знал сталелитейную промышленность Германии до последнего слитка. Этот человек был очень заинтересован узнать настоящий смысл спада бизнеса в Америке. Что собирается правительство с этим делать, и есть ли какой-либо шанс, что американские сталелитейщики снизят свои цены на мировом рынке? Этим человеком был Фриц Тиссен, один из крупнейших промышленных магнатов Германии. А по его внешнему виду, один из самых печальных и наиболее сильно взволнованных мужчин Нацилэнда.

Он заметил: "Сейчас я не продаю много стали за рубеж, но они должны мне позволить продать немного для того, чтобы я смог иметь деньги на покупку почтовых марок и других вещей, за которые требуют наличные деньги". Какой смысл был в этом высказывании для тех, кто понимает код! Здесь был человек, который больше, чем любой другой, был ответственен за приход Адольфа Гитлера к власти. Он привел Ади в Рейнскую область и собрал всех стальных магнатов вместе на секретной встрече, где бывший художник открыток с картинками смог объяснить им, что он на самом деле не собирался проводить в жизнь свою ужасающую программу "отмены процентного рабства" и "национализации универмагов". Тиссен лично внёс более пяти миллионов марок в нацистскую казну в то время, когда партия была на грани финансового краха.

А теперь по истечении пяти лет он сделал открытие, что Ади был человеком, который не держит никаких обещаний и не имеет ни малейшего понятия о лояльности чему-либо, кроме своей собственной "интуиции". Сейчас этот католический стальной магнат был в положении человека, схватившего безумного быка за хвост. Он не может отпустить, но должен держаться изо всех сил, хотя его кости могут быть переломаны в такой скачке. Он мечтал делать трактора и продвигать немецкое сельское хозяйство, но вместо этого его вынудили делать пушки и танки. За эти продукты платили казначейскими билетами, которые были гарантированы нацистским правительством. Они были хороши внутри Германии по той причине, что все другие немецкие крупные бизнесмены были в том же тяжелом положении, что и Фриц. Именно по этой причине он выглядел так, словно ему хотелось плакать. И поэтому он рисковал своей свободой, а на самом деле своей жизнью, делая ехидные замечания американскому предпринимателю, который до сих пор мог свободно производить то, что хотел, даже если он был не всегда уверен, что сможет продать то, что произвёл!

Доннерштайны наняли оперную певицу развлекать своих гостей, и Ланни с удовольствием слушал