Ланни подал всю эту историю в юмористическом духе. Он точно не знал, но предполагал, что Герману Его Высокородие не нравится, и Ланни не возражал представить Его Высокородие в не очень выгодном свете в этом приключении вроде оперы-буфф. Ланни сказал, что он осознал, что не смог слишком сильно помочь Герману в его работе, но он делал все, что мог, и, безусловно, сделал достаточно много, чтобы помочь Курту Мейснеру в его встречах с нужными людьми в Париже. Der Dicke был достаточно любезен отметить, что Ланни значительно помог ему и, конечно, имел право на защиту в Париже. Это было приятно услышать, ибо Герценберг рано или поздно обязательно встретит генерала и спросит о Ланни. На самом деле он, возможно, уже спрашивал, что было причиной рассказа Ланни об этой истории. Герман захотел узнать, что случилось с этими бумагами, и, несомненно, был готов заплатить за них баснословно высокую цену. Ланни небрежно ответил, что он передал их доверенному лицу де Брюинов, и был рад оказаться подальше от неприятностей.
Он свободно говорил о французах, которые были наиболее активны в заговоре, и Герман спросил Ланни, не будет ли он возражать, если тот запишет их имена. Ланни сказал: "Конечно, нет, но я считаю, что все они хорошо известны твоим агентам в Париже". На это жирный генерал ответил: "Может быть, но я хочу всё узнать сам и проверить моих агентов". До недавнего времени он был сам руководителем гестапо, но бывший школьный учитель по имени Гиммлер взял на себя эти важные функции.
К некоторому удивлению Ланни, Робби называл барона Шнейдера одним из покровителей Кагуляров. Это было важным секретом, который барон вряд ли хотел раскрывать в настоящее время. Но Робби пришел сюда в надежде получить серьёзный денежный заказ у Германа, и понимал, чтобы получить его, надо рассказать, что он уже получил денежный заказ от Эжена. И никакие секреты не идут в сравнение с заказами, и поэтому имя барона оказалось внизу списка, вместе с Мишленом, производителем шин, Делонклем, генералом Дюсенером, графом Юбером Пастре и остальными. При этом не забыли маршала Франции Петена и адмирала Дарлана.
Ланни мог видеть, как рейхсвер заходит маршем в Париж в результате этих карандашных пометок, которые командующий ВВС Германии сделал в блокноте. Робби мог увидеть это тоже, хотя, вероятно, не так ясно. Он решил не придавать этому значения, если это не коснётся Америки, и если это поможет Бэдд-Эрлинг Эйркрафт усилить защиту Америки. В двух словах можно выразить всю философию Робби, заботься о своем собственном доме, и к черту Европу!
IVДо сих пор, когда Ланни приезжал в Берлин со своим отцом, он занимался своими собственными делами. Но теперь, казалось, что ему нечего делать кроме, как везде сопровождать Робби, слушать его разговоры и задавать ему вопросы о том, что он видел. К отцу опять вернулась его мечта, которую он давно потерял, что его первенец может последовать по его стопам и взять на себя часть его бремени. У Робби были два сына от Эстер, которые хорошо работали на заводе, и у него к ним не было никаких претензий, но у них не было воображения Ланни или его знаний о мировых делах. Робби должен был быть осторожным, чтобы не показывать эти чувства у себя дома. Но Ланни знал, что было у него на душе. И он был тронут готовностью старика объяснять ему всё и растроган его удовольствием, которое тот испытывал в компании своего старшего сына, и от того, что из головы сына, казалось, выветрились опасные розовые мысли.
Робби сказали, или он где-то читал, что это было совершенно нормально. У молодежи всегда были свои прекрасные идеи, а затем в течение многих лет они узнавали, что было возможно, а что нет. У Ланни этот процесс продолжался слишком долго, что Робби пришел в отчаяние, но теперь, похоже, сразу произошло волшебное превращение. Ланни больше не встречался ни с красными, ни с розовыми. На его столе не появлялись их газеты. И что не более важно, он уже не подпускал "едкие шпильки", циничные замечания, по которым его можно было опознать. Отец был глубоко обижен, потому что его любимый сын не принял все его идеи. Но теперь, всё было по другому, и это действительно трогало.
Так что Робби свободно говорил о Юнайтед Стейтс Стил и о малых металлургических компаниях, об Алкоа, крупном алюминиевом тресте, о Стандард Ойл оф Нью-Джерси и его договоренностях с Германией в отношении патентов на изготовление искусственного каучука. О Дюпонах и их продаже результатов открытий их обширных научно-исследовательских лабораторий в Германию. Все эти вопросы касались Робби, потому что все они в той или иной форме касались самолетов. Самолеты должны были летать быстрее и выше, они должны были быть крепче и в то же время легче. Безопасность страны, овладение миром, может зависеть от разницы в скорости в десяток километров в час, или нескольких миллиметрах в калибре пулемета.
На данный момент у немцев был самый быстрый истребитель, но у Робби был новый "макет", который собирался превзойти немцев. Единственная проблема, Робби должен был получить деньги, чтобы закончить эту новую модель, без необходимости влезать в долги и рисковать захватом своей компании каким-то Уолл-стритовским синдикатом, как это случилось в печальном случае с Оружейными заводами Бэдд. Неутешительно, приехать сюда в Германию и увидеть учёных, получающих все необходимые ресурсы от правительства. И в то же время знать, что у тебя дома люди спят, оставив нести бремя нескольким дальновидным индивидуумам, состоящим из таких "ребят", как Робби Бэдд!
VГенерал послал Фуртвэнглера сопровождать своих гостей и показать им чудеса недавно открытого Научно-исследовательского авиационного института. Для Робби это было одним из самых больших переживаний его
