Сказали ли Мэри Энн, что происходит? Возможно, нет. Но матери, должно быть, было сказано. Она тщательно изучила этого предполагаемого зятя, и, без сомнения, навела справки по поводу Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. И вот Ланни едет по ярко освещенным бульварам Парижа, имея на сиденье рядом маленький пакет с быстро возгорающейся смесью. Шопен, Макс Брух, великолепный оркестр, la ville lumière и тысяча лет французской истории все смешалось в ее душе, вместе с красивым человеком, который все еще выглядел молодым и который говорил мягким голосом и, казалось, знал все языки Европы и имел всю культуру века на кончике своего проворного языка.

Он, конечно, не должен был сразу же везти ее домой. Он мог предложить автомобильную прогулку, возможно, в Булонском лесу. И если они остановятся на некоторое время в защищенном от солнца месте, это было бы в соответствии с этикетом этого автомобильного века. Но без всякой предварительной подготовки он сразу спросил: "Мэри Энн, могу ли я поговорить с вами откровенно в течение нескольких минут?"

"Конечно", — ответила она и внутренне задрожала.

— Вы прекрасная девушка, и если бы я был свободен, я должен был влюбиться в вас. Но, к сожалению, мое сердце занято.

"Ой!" — сказала она, и вся жизнь, казалось, вдруг ушла из ее голоса.

— Моя мать не знает об этом, или, вернее, она не хочет этого знать, и продолжает бороться с этим. Это очень печальная история, и я не могу рассказать об этом. Но я должен быть откровенен с вами, чтобы вы не подумали, что я равнодушен к прекрасным качествам, которые я вижу в вас.

"Спасибо", — сказала она. — "Я ценю это". Она не сказала: "Вы хорошо догадывались о моем душевном состоянии", или чём-то в этом роде. Она не возражала, чтобы он знал, что он ей нравится.

— Я знаю, что много себе позволяю, но я прожил большую часть своей жизни на этом старом континенте, и то, о чём говорю, я действительно знаю. Гораздо больше, чем могу сказать, Примите мой совет, посмотрите все, что вам удастся увидеть, пока вы здесь, и попытайтесь понять, что увидели. Затем возвращайтесь домой и не приезжайте сюда снова. И, прежде всего, никогда не выходите замуж за любого человека из Европы.

— Вы действительно думаете, что они такие плохие?

— Есть благородные исключения, но ваши шансы найти хотя бы одно из них, или распознать его, если вы его нашли, очень невелики. Вообще, европейские мужчины не думают о женщинах, как вы могли бы ожидать, ни о любви, ни о браке. Но это не главное, что я имею в виду. Я имею в виду то, что случится с Европой и с её людьми. Не связывайте свою судьбу с ними, и не отдавайте свое сердце кому-либо, чья судьба уже связана с ней, как моя.

— Вы имеете в виду еще одну войну?

— Я имею в виду серию войн и революций, которые могут не закончиться в течение всей вашей жизни. Вы можете при вашей жизни увидеть этот великий город в руинах, или полностью разбомбленным. Вы можете увидеть то же самое и во многих других городах, и половина их населения будет убито, если не войной, то потом погибнет от чумы и голода.

— О, как это ужасно, мистер Бэдд!

— Я не могу сказать вам, что я знаю, вы просто должны поверить мне на слово, что у меня есть специальная информация, которая заставила меня сказать моим лучшим друзьям: 'Убирайтесь из Европы и держитесь от неё подальше'.

— Как скоро, вы думаете, это начнется?

— Максимум в течение нескольких лет. Может быть следующей весной, это зависит от обстоятельств, которые находятся за пределами человеческой власти или догадок. Когда это начнётся, это будет как серия ударов молнии, и я не уверен, что пять тысяч километров океана будет достаточно, чтобы защититься от них. Но вернитесь в Филадельфию, выходите замуж за человека вашего круга, которого вы сможете на самом деле узнать.

Она могла бы дерзко ответить, но она испугалась и была в шоке от всего рассказанного. Она сказала: "Мистер Бэдд, вы были очень добры и я вам благодарна". Он знал, что она может предположить, что он был влюблен в какую-то замужнюю женщину, и это его устраивало. Но, видимо, это полностью не устраивало ее, потому что она добавила: "Если когда-нибудь вы окажетесь неподалеку от Филадельфии, давайте станем друзьями".

Глава пятнадцатая

Кто великана мощь имеет[52]

Робби и его сын полетели на самолете, потому что Робби спешил, а сезон был не благоприятен для автомобилистов. Они могли бы точно так же арендовать автомобиль в Берлине. Они остановились в Адлоне, как обычно. Так как они зарезервировали отель по телеграфу, репортеры были уже на месте. Нацисты объявили себя революционерами, создав совершенно новый порядок, но факт, что они рабски следовали обычаям буржуазного мира во всем, что было связано с силой и престижем. Когда американский производитель самолетов прибыл консультировать рейхсминистра генерала Геринга, это было признание влияния, которого недавно добилась Германия. Когда его сын, международно-признанный искусствовед, прибыл с ним, это было событием меньшего значения, но и его не следует упускать из виду. Каждая газета имела в своем архиве ранние публикации о семье Бэдд. Публикации были вытащены на свет, и на их основе появилась новая история. Ланни всегда ежился, думая о своих старых идейных товарищах, теперь в подполье, читавших эти статьи и презиравших его, как ренегата, примкнувшего к победившей стороне и почитателя суки богини успеха.

Робби телеграфировал толстому генералу, и вскоре после их прибытия появился гауптман Фуртвэнглер из его штаба, чтобы пригласить их на обед в министерство авиации. Это было огромное гранитное здание, самое уродливое в городе, о котором много говорили. Газеты насчитали там три тысячи комнат, но нельзя полагаться исключительно на нацистские газеты. У der dicke Hermann был здесь роскошный люкс, и он приветствовал их в военной форме кремового и золотого цвета, подходящего либо к внутренней отделке, либо хору в музыкальной комедии. Вот такая приятная компания, что Ланни, которому нравились почти все, должен был продолжать напоминать себе: "Это тот человек, который сжег Рейхстаг. Который устроил ночь длинных ножей в Берлине. Который собирается превратить Европу в бойню". Гитлер, конечно, был ведущей волею, основной движущей силой, но его функция была в произнесении речей и провозглашении лозунгов, в то время как этот большой кусок свиного сала был исполнителем всех будущих казней.

Ланни воспитывался в окружении инструментов убийства, и