Он описал Ганси Робина, игравшего здесь на скрипке, и свою сводную сестру Бесс без памяти влюбившуюся в него. Он с юмором представил историю о своей гордой мачехе из Новой Англии, потрясенной идеей своей дочери выйти замуж за еврейского скрипача. И к своему удивлению узнав, что, когда Ганси посетил ее родной город, все отнеслись к нему, как если бы он был внуком еврейского бога Иегова. Ганси и Бесс были теперь в Лондоне, а на следующей неделе Ганси должен был играть с одним из симфонических оркестров в Париже. Он собирался исполнить концерт Бруха, который, по мнению Ланни, нельзя было пропустить. Правила вежливости обязывали его пригласить свою хозяйку и ее гостей услышать этот концерт. И когда его приглашение приняли старшие дамы, Мэри Энн была так счастлива, что это казалось почти не совсем скромным.
Она приехала за границу, чтобы увидеть места и вещи, о которых она читала с детства, и теперь была готова возобновить все острые ощущения, которые она тогда испытывала. Ее рвение было подлинным и весьма трогательным. После обеда Ланни взял ее на прогулку в буковый лес и сухо рассказал ей, как целая дивизия немецкой армии попала здесь в ловушку. Он описал сцену разрушений после битвы, и показал пни деревьев, которые были расстреляны в щепки. Он рассказал о пожилом библиотекаре мсьё Придьё. Он был настолько потрясен при виде, как боши выбрасывали мебель Людовика Четырнадцатого из окон, что упал замертво.
Когда они вернулись в гостиную, Эмили попросила Ланни сыграть для них, и он согласился. Несомненный Шопен был хорошо известен в городе квакеров братской любви, но его биография с трудом вписывалась в их кодекс этики и морали. Он был импульсивным и несчастным любовником. Агрессивная и доминирующая Жорж Санд захватила его и разбила его сердце, а затем сделала из этого роман и автобиографию. Он умер в печали от туберкулеза. И его единственной радостью было вкладывать свою меланхолию и тоску в музыку вместе со славой своей гордой нации. Он создал из себя стиль, который в течение многих лет стал синонимом фортепианной техники. Стремительные пассажи из инструмента как хорошо выношенная перчатка удобна на руке.
Ланни играл полонез Фа-диез минор, который непомерно восхищал Листа, и о котором он воображал себе странные вещи. Это бурная музыка, полная боевых столкновений. Её не просто играть. Но если Ланни допускал ошибки, то дамы их не замечали. Когда он добрался до конца, на глазах Мэри Энн были слезы. Она пыталась украдкой вытереть их, так как публичное проявление эмоций противоречило правилам ее матери.
XIБьюти, конечно, хотелось знать все, что произошло. Она всегда так делала и жаловалась, потому что Ланни опускал самые интересные детали. Она хотела сделать вид, что она не знала, кого он встретил. Он сказал: "Старая сумасбродка! Она очень хорошая девушка, и я пригласил их на концерт завтра, но я не собираюсь жениться ни на ком-либо, и я уже достаточно часто говорил об этом. Как-нибудь я расскажу тебе почему, но сейчас я не могу говорить об этом, так что тебе просто нужно мне поверить и забыть". На концерте он закупил целый ряд. Он пригласил Бьюти и ее мужа и Софи со своим, Золтана, а также трех других. Робби не увлекался классической музыкой, и в любом случае он должен был иметь итоговую беседу с бароном Шнейдером перед отъездом в Берлин на следующий день. Ланни пошли в отель Ганси, чтобы встретить пару и обменяться новостями с ними. Они были одними из немногих, кто знал, что он помогает подполью, хотя он никогда не говорил им, как. Он рассказал им о Курте и том, что он делает, и о де Брюинах и о том, что он узнал о заговоре Кагуляров. По этой причине он не должен появляться в общественных местах с Ганси или Бесс, но не будет никакого вреда для него, если он будет присутствовать на концерте, или приедет в этот отель после того, как убедится с достаточной степенью уверенности, что за ним нет слежки. Он привёз партитуру Хиндемита, и он и Бесс играли, а Ганси слушал, но не уделял этому много внимания. Ультрарадикальный в политике он был консервативным в музыке.
Ланни казалось, что его зять никогда не выступал лучше, чем в это вечер, играя мелодичный и очаровательный концерт Бруха. Он всегда хорошо гляделся на сцене, высокий, величавый и полностью увлечённый своим искусством. Его бледные аскетические черты и большие темные глаза придавали видимость меланхолии, которая была уместна для еврея в эти трагические времена. У него были две репетиции с оркестром, и его выступление было страстным и без изъяна. Парижская концертная аудитория капризна, но когда они получают то, что они хотят, они не скупятся на аплодисменты. Они вызывали Ганси полдюжины раз, и он играл на бис свое любимое движение из сольной сонаты Баха, очень строгое, и трудно исполнимое после звучания большого оркестра. Зрители устроили ему еще одну овацию, а его выступление было триумфом.
Как подействовала вся эта слава искусства на молодую леди восприимчивого возраста и романтического характера? Она сидела рядом с Ланни, но он забыл о ней, наблюдая за техникой своего зятя и друга. Как наблюдал бы родственник смелого молодого человека, летающего на трапеции, за его резкими взлётами и падениями, затаивая дыхание в рискованные моменты. Но когда всё это благополучно закончилась, Ланни заметил, что Мэри Энн не аплодировала, а сидела, жестко сжав руки на коленях и белыми суставами. Он понял, что у нее было эмоциональное переживание, и подумал: "Может быть, она влюбилась в Ганси. Если да, то я убегу!"
Но нет, это было не так. Ганси был замечательным, но он был богом, который сходит с небес и вернется туда вместе со своей женой. Ланни был хозяином, который выбрал это развлечение и достал билеты. И три пожилых Норны[51], взявшие на себя заботу за судьбу Мэри Энн, не позволят ему снова удалиться в свое одиночество. Когда концерт закончился, мистер и миссис Парсифаль Дингл, баронесса и ее муж просто исчезли без единого слова. Величественная Эмили, привыкшая всю свою жизнь руководить социальными мероприятиями, сказала Ланни: "Я позабочусь о Золтане и миссис Эверли, а ты отвезёшь Мэри Энн". Это могло
