Это очень стойкий пигмент, не подверженный воздействию ни яркого света, ни нечистого воздуха, он невозбранно сочетается с другими цветами. Он недостаточно интенсивен, полупрозрачен и хорошо высыхает в маслах[581].
Любопытно, что и в доисторические времена люди демонстрировали подобное же равнодушие к «зеленой земле». В пещере Ласко во Франции, где наскальные рисунки датируются ок. 15 тыс. лет до н. э., доминируют красная и желтая охра, коричневые и черные тона оксида марганца, а также белый известковый шпат. Наскальная живопись в испанской Альтамире относится примерно к 10 тыс. лет до н. э. — там доисторический художник полагался в основном на кровавик (см. здесь). Фактически основными пигментами наскальной живописи были коричневый, белый, черный и красный; синего и зеленого тогдашнее искусство практически не знало. В отношении синего это совсем не странно — естественные синие минеральные красители встречаются крайне редко, но вот отсутствие зеленого изумляет: глауконит легкодоступен, прост в обработке и использовании[582]. Позже, конечно, его использовали часто и много. Его можно найти, например, на великолепном натуралистичном изображении дерева на стене дома в Стабии, городке близ Помпей, также превращенном в руины при извержении Везувия в 79 году н. э. В полной же мере глауконит вступил в свои права, когда художники обнаружили, что этот пигмент прекрасно оттеняет бледный розово-красный тон кожи европеоидов. На некоторых иллюстрациях в европейских манускриптах, где верхние слои краски выцвели, зеленый цвет грунта пробивается наружу, придавая изображениям святых непристойно демонический вид.
Ченнино Ченнини, ученик тосканского мастера Джотто, несомненно, был прагматиком. Он любил живопись, но наслаждался и возможностью продемонстрировать другим, как они могут скопировать лучшие образцы ее самостоятельно. Его трактат Il libro dell’arte («Книга об искусстве») несколько веков пылился в полном забвении на полках ватиканского архива, пока его не обнаружили и не выпустили в свет в начале XIX века. С тех пор эту книгу переиздают постоянно. Ченнини детально описывает все методики и процессы, связанные с созданием произведений искусства, — от золочения панно до приготовления клея из «носов, копыт, сухожилий и… кожи» козлов (чем можно было заниматься только в марте или январе)[583].
Глауконит и использование его упоминаются снова и снова. Ченнини с энтузиазмом отмечает, что этот пигмент подходит для всего — от лиц до драпировки — и хорош как при живописи in fresco («по сырой штукатурке»), так и in secco («по сухой штукатурке»). Для того чтобы добиться хороших телесных тонов в темперной живописи, например, он советует накладывать краску в два слоя в смеси со свинцовыми белилами «на лицо, руки, ноги и обнаженное тело». Он рекомендовал использовать темперу на основе «желтков из яиц от городских кур» для молодых лиц, поскольку тон их кожи холоднее, а желток «деревенской или хуторской» курицы лучше подходил для «проработки цвета кожи людей в годах и смуглых». Для передачи цвета кожи трупов он предлагал отказаться от использования розовых красок, которые обычно укладывали по верхнему слою: «мертвый не имеет цвета»[584]. Трудно сказать, чем именно привлек Ченнини столь нелюбимый художниками дотоле пигмент. Возможно, секрет кроется в истории его первого знакомства с ним. Еще ребенком Ченнино отправился со своим отцом, Андреа Ченнини, на работы в Колле-ди-Валь-д’Эльса. «Мы добрались до небольшой долины, — пишет он, — дикой, с крутыми склонами. И едва копнув склон лопатой, я узрел море самых разных цветов»[585].
Авокадо
В феврале 1969 года берега Санта-Барбары в Калифорнии почернели. Несколькими днями ранее, утром 28 января, на расположенной в 10 км от берега нефтяной платформе случилась авария, в результате чего произошел крупный разлив нефти. Считается, что всего за 11 дней утечки в море вылилось 200 тыс. галлонов сырой нефти. Нефтяная пленка покрыла 35 миль в районе калифорнийского побережья, похоронив под собой всю прибрежную флору и фауну. Разлив нефти в Санта-Барбаре стал поворотным моментом в отношении мира в целом и США в частности к природосбережению. После этой катастрофы человечество впервые задумалось о том, насколько беззащитной является наша планета[586]. На следующий год 22 апреля впервые отмечался День Земли — Всемирный день охраны окружающей среды. В течение последующих нескольких лет под давлением общественного мнения и массовых протестов в США начали вводить природоохранные законы: о чистом воздухе, о чистой воде и закон о национальной политике в области окружающей среды.
В 70-е годы экологическая тема прочно утвердилась в умах общественности. Фотоснимок земного шара, сделанный астронавтами «Аполлона-17» 7 декабря 1972 года по пути на Луну[587], впервые продемонстрировал, насколько уязвим наш мир. Фото под названием «Голубой шарик» стало одним из самых узнаваемых и популярных в истории изображений Земли. Художники Роберт Смитсон и Джеймс Тёррел (и другие) в русле нового вида искусства — лэнд-арта — использовали землю как материал для создания ландшафтных инсталляций. Их работы кричали о хрупкости Земли, оспаривая устоявшее представление о нашей планете как о чем-то незыблемом и неисчерпаемом[588]. В это время зеленый цвет окончательно утвердился в качестве символа и синонима живой природы. Конечно, связь зеленого с природой имеет глубокие исторические корни — в Древнем Египте зеленый цвет обозначали иероглифом в виде стебля папируса, — но в 1970-е годы эта связь стала повсеместной[589]. В 1972 году небольшая организация под названием Don’t Make Waves Committee (комитет «Не поднимайте волну») изменила имя на Greenpeace. В 1973 году в Англии была основана партия PEOPLE («Народ»), ставшая предтечей Британских зеленых; в 1979-м появился ее немецкий аналог — Die Grünen; французские экологисты Les Verts консолидировались в 80-е.
Растущая озабоченность состоянием окружающей среды воплотилась в палитре натуральных, природных тонов, стремительно набиравших популярность, — «жженый апельсин» (burnt orange), «золотой урожай» (Harvest gold) и, прежде всего, авокадо. Этот оттенок, сегодня представляющийся таким старомодным, в 70-е был одним из главных цветов. Покупатели изо всех сил демонстрировали заботу о судьбах окружающей среды, и ассортимент потребительских товаров — одежды, кухонной утвари, ванн и даже машин — был колонизирован этим дымчатым желто-зеленым оттенком.
Попытки искупления грехов человечества перед природой через «экологический» консьюмеризм могут представляться безнадежно наивными, но похожее потребительское поведение доминирует и сегодня. И авокадо незаметно и неспешно возвращается на ведущие позиции с начала тысячелетия. Тем, кто в этом сомневается, достаточно взглянуть
