– Федьку? Вы – мать Прокофьева?

– Мать… Ой, говорила я ему – не ходи ты к этому мироеду, езжай лучше в Псков аль в столицу, ищи там места. Нет, понесла его нелегкая… А Симаныч и денег ему не платил – за одни харчи парень старался, благо, что холостой да бездетный. Но ведь сын и матерь должон кормить! А кормить-то нечем – Симаныч сам его завтраками кормил – посмотрю, говорит, Федор, чего ты стоишь, а как увижу твою цену, так и рассчитаюсь. Полгода кормил!

– Полгода? Так Федор у него только полгода служил?

– И полгода не было – он после Ильина дня нанялся.

– А до него были у Симанова работники?

– Был – Митька Николаев.

– А где этот Митька теперь?

– Почем мне знать? Он не нашенский, не поповский, он лютовский, десять верст от нас. Да что ты все про другое спрашиваешь! Говори, найдешь убивцев?

– Я постараюсь.

Кунцевич вышел на улицу и кликнул сторожившего толпу урядника. Тот подошел и стоял, переминаясь с ноги на ногу.

– Ты прежнего симановского работника Николаева знал?

– Митьку? Знал.

– Что он из себя представляет?

– Шебутной малый. Но у меня не грешил.

– У тебя не грешил, а где грешил?

– Он у Юдина на участке жительство имеет, так вот Юдин мне говорил, что судился Митька, в столице судился.

– За что?

– Не знаю, наверное, уворовал чего-то.

Урядник Юдин рассказал, что Николаев, после того как Симанов его рассчитал, уехал на заработки в столицу и с лета прошлого года дома не появлялся. А вскоре из Питера пришел запрос от мирового, который просил сообщить, не подвергался ли Николаев на родине уголовному преследованию. У Симановых Митька проработал всего пару месяцев, и, по словам Егора, расстались они с ним плохо – ничего не заплатили, так как «Митрий и не работал вовсе, а только бражничал да спал».

Они сидели в вокзальном буфете, пили чай и ждали поезда.

– Из Бологого они могли и в Питер податься, и в Москву, а оттуда – во всю Россию дороги открыты. Ищи теперь ветер в поле! – сказал Мищук и шумно отхлебнул из стакана.

– Евгений Францевич, а вам до нынешней командировки что-нибудь о богатее мироеде Симанове из деревни Поповщина Порховского уезда было известно? – спросил Кунцевич.

Мищук удивленно вытаращил глаза:

– Откуда? Он же не великий князь!

– Вот и я о нем ничего не знал. Более того, я уверен, что большинству россиян фамилия Симанов и сейчас ничего не скажет. Отсюда вопрос: как убийцы узнали, что в глухой деревне есть старик, у которого в сундуке десять тысяч ассигнациями и процентными бумагами?

Мищук задумался:

– Так он со многими купцами дело имел.

– Ну да, и всем про сундук свой рассказывал! Оно, конечно, может быть и так, только сдается мне, что иначе – кто-то из однодеревенцев налетчикам про Симанова рассказал. И самая подходящая фигура – ранее судившийся Николаев. Его и надобно проверить в первую очередь!

Глава 4

Из учетной карточки, заведенной столичным сыскным отделением на Дмитрия Терентьева Николаева, крестьянина деревни Люто Михайловской волости Порховского уезда Псковской губернии, 1870 года рождения, следовало, что он с 12 октября по 12 ноября 1897 года отбывал в Спасской полицейской части месячный арест за недозволенное ношение оружия. По месту прописки он после отсидки не появлялся.

Людям свойственно общаться с теми, кто близок им по интересам, по профессии, по месту жительства. Так как у большинства отбывающих арест под шарами [22] интересы и профессия одни и те же, решили проверить земляков Николаева. Кунцевич сутки просидел в арестантской Спасской части и по книгам установил, что в одно время с Николаевым арест отбывали два крестьянина одной с ним волости – несовершеннолетние Андреев и Богданов. Мечислав Николаевич кинулся в адресный стол – он размещался здесь же, в здании части. Оказалось, что Андреев и Богданов работали в одной башмачной мастерской, помещавшейся в доме 17 по Апраксину переулку.

Маленький, щупленький Богданов сидел на стуле, вжав голову в плечи. Кунцевич несколько минут его бесцеремонно разглядывал, вертя в руках паспортную книжку задержанного.

– За что в часть попал, Кирилл Тимофеев? – наконец сказал он.

Богданов отвел взгляд:

– Выпимши были, подрались на улице промеж собой с Дениской, городовой нас в участок и отволок. Мировой хотел на синенькую оштрафовать, но мы его попросили в часть отправить – нас обоих продай, таких денег не наберешь. Вот он и выписал по десять ден кажному. Мне поначалу страшно было, в часть-то, но оказалось, что тама ничего – кормят, работать не надо, никто не бьет, да и народ сидит ученый…

– Это каким же наукам ученый тамошний народ? Карманной выгрузке?

Кирюшка сконфузился.

– Весело, говоришь, было. Ну хорошо, а знакомцев там не встретили?

– Нет, – быстро ответил Богданов. Ответил и покраснел.

Сердце у Кунцевича забилось учащенно:

– Да, мало ты в части-то просидел, не доучился воровским наукам. Митьку Николаева видели, спрашиваю? – повысил он голос.

– Видали, – едва выдавил Кирюшка.

– Ну а что же ты про это сразу-то не сказал? Чего забоялся? Ведь за то, что земляка встретил, розгами не секут, а?

– Ничего я не забоялся. Я евто… Запамятовал!

– Запамятовал! Вот что, Кирилл, раз тебе в части нравится, то я могу поспособствовать, чтобы тебя туда опять определили. Только не на десять «ден», а на десять лет. Да и не в часть, а на каторгу. А там столько работы, сколько ты за свой век и не видал. С тачкой спать будешь! – Кунцевич сузил глаза и зловеще пошевелил усами.

– За что, барин? – Богданов соскочил со стула и бухнулся на колени. – Не делал я ничего!

– А у нас не только за дело сажают, но и за безделье. Преступное бездействие, слыхал про такое?

– Не слыхал, барин, вот те крест – не слыхал! – задержанный размашисто перекрестился.

– Ну это тебя от ответственности не освобождает. Куришь? – спросил он внезапно совершенно спокойным тоном.

– Курю. – Кирилл недоверчиво уставился на сыскного надзирателя.

Тот достал из кармана пачку папирос и угостил Богданова, дав ему и спички.

Кирюшка с наслаждением затянулся:

– Да-с, хороший у вас, барин, табачок, не то что нашенская махорка.

– Кури, кури, скоро и махорке рад будешь.

Задержанный поперхнулся дымом.

– Вот что, Кирилл Тимофеевич. Статьи я тебе называть не буду – все равно их номера у тебя в голове не удержатся, но закон разъясню. По нашему, российскому Уложению о наказаниях, человек, который знал про смертоубийство, но полиции не сообщил, отвечает так же, как и тот, кто убивал.

– Да ну? – не поверил Богданов.

– Вот тебе и ну! Сейчас у тебя выбор есть – дальше запираться или рассказать нам все, что тебе известно. Если запираться станешь, что ж, придется мне тебя сейчас отпустить, ничего у нас против тебя нет. Пока нет. Но как только мы Митьку поймаем, так про тебя сразу и вспомним. Ты думаешь, Митька тебя покрывать станет? Думаешь, он молчать будет о том, что вы с Дениской слыхали, как он об убийстве договаривался? Не станет,