— Ай! — Ли вдруг схватился за шею.
— Не оставляй зазоров. — Я подоткнул его накидку. Жало потом вытащит, ничего с ним не станется.
Он выругался, на глазах у него даже слезы выступили. Может, из-за боли, а может, он разревелся еще до того, как его укусила пчела.
— Я думал, что через забор он не полезет… — тихо проговорил он.
— Нет, если уж учуял мед, то его уже не остановишь. Тут я заметил, что Том не сводит с меня глаз.
— Ты же сказал, что медведи здесь перевелись?
Посмотреть на него я не отважился, а на вопрос решил не отвечать. Вместо этого поднял улей. Осмотрел его. Вроде целый.
— Подай-ка мне вон ту. — Я показал на валявшуюся чуть поодаль рамку.
Не сводя с меня взгляда, Том поднял рамку и протянул мне. Я увидел, что руки у него дрожат. И наконец посмотрел ему в лицо. Глаза у него были огромные, совсем как в тот раз. От профессора и следа не осталось — теперь передо мной стоял маленький мальчик.
— Он близко? — тихо спросил Том.
Я взял у него рамку и заглянул сыну в глаза:
— Нет. Медведь как улей сломает, так сразу же убегает.
Он молча глядел на меня. Сомневался.
Я приобнял его, хотя сам от себя подобного не ожидал.
— Том. Так, как тогда, больше не будет. Теперь все по-другому. Такое бывает каждый год, но самого медведя я ни единого раза не видел. Пчелам — да, им здорово достается. Но хуже всего Ли, ведь платить-то ему.
Том кивнул и руку мою не сбросил.
— Мы же именно поэтому живем в мотеле, понимаешь? А не в палатке, — добавил я.
Он опять кивнул.
Я сжал его плечо. Мне ужасно захотелось прижать его к себе, я был нужен ему. Я по-прежнему был ему нужен. Но тут к нам подошел Ли.
— Три улья, — сообщил он. — Это будет… двести сорок долларов?
Я отстранился от Тома и кивнул, но, увидев, как физиономию Ли перекосило отчаянием, сказал:
— Двести сорок? Нет. Пусть будет двести.
— Но, Джордж, ты же…
— И говорить не о чем. Считай, что это я тебе одолжил.
Ли отвернулся и сглотнул. Том все еще смотрел на меня. Он молчал, но глаза говорили за него. И они ничего не забывали.
Это случилось, когда я впервые приехал к Ли. Я тогда вообще в первый раз вывез пчел с пасеки. Мы взяли с собой всего несколько ульев — сколько поместилось в пикапе. Я считал всю эту затею экспериментом и думал, что если все пройдет удачно, то можно потихоньку заняться опылением. Но в основном я относился к этой поездке как к отпуску. Потому и взял с собой Тома, которому тогда было всего пять лет. Лишь мы с ним вдвоем, а вокруг — бескрайний лес. И ни души. Будем ловить рыбу, пить воду из ручья, жечь костры. Мы беспрерывно болтали с ним, планируя, чем займемся.
Поставив ульи, мы отыскали неподалеку холмик, всем неплохой: от ветра защищен, земля ровная и без кочек, еще и вид оттуда открывался отличный. С палаткой возился несколько часов, каждый колышек вбил как следует, проверил, чтобы стенки нигде не провисали. В этой палатке нам предстояло прожить три недели, поэтому я постарался.
Тома я попросил разложить спальные мешки. Он тоже подошел к заданию со всей ответственностью — дома он не раз видел, как Эмма застилает постели. От работы Том не отлынивал и без умолку болтал — похоже, по маме еще не скучал. «Ничего, — думал я, — мы и вдвоем с ним прекрасно справимся. Три недели пролетят — и глазом моргнуть не успеешь, а поездку эту он на всю жизнь запомнит».
Мы разожгли костер, прижались друг к дружке и жарили маршмеллоу. Том немного дрожал, и я обнял его за худенькие плечи. Мы разглядывали небо, я показывал ему знакомые созвездия. Сперва я нашел только Большой ковш и Орион, но, присмотревшись, отыскал еще парочку.
— Смотри, вон там — Змея.
— Где?
— А вон!
Он посмотрел туда, куда указывал мой палец, а я ткнул пальцем еще в несколько звезд.
— А почему оно называется Змея?
— Оно не просто так называется, оно и есть змея. И я рассказал ему про змею. Вообще сказочник из меня хуже некуда, но на этот раз я придумал такую сказку, что закачаешься. Может, потому что под боком у меня сидел Том, может, отсутствие телевизора и других развлечений разбудило во мне какие-то древние навыки, а может, меня подстегнула радость от того, что мы с сыном проведем целых три недели вдвоем.
— Змея жила в расщелине скалы, рядом с небольшой деревушкой, — начал я, — и была эта змея самая злая в мире и жутко голодная. Что бы ни попалось на ее пути — она все пожирала. Сперва она сожрала лес, потом — урожай на полях, а следом добралась и до огородов. Фрукты, овощи, ягоды — ничем не брезговала и становилась все толще и толще. Когда она съела все кусты, выкопала каждую картофелину, даже самую крошечную, и в окрестностях не осталось ни травинки, змея принялась за людей. На завтрак она лопала детей, а на обед — стареньких бабушек. И все росла и росла, а в конце концов стала такая огромная и толстая, что обернулась вокруг деревни кольцом. Лежала и заглатывала местных жителей, одного за другим. Люди сидели по домам, прятались в шкафах, под кроватью и в погребе. Но змея и туда умудрялась добраться, она заползала в каждый угол и съедала бедняг, так что никому не было от нее спасения.
Я почувствовал, что Том дрожит, и понял, что не только холод этому виной. Я крепче обнял его, а он сильнее прижался ко мне.
— Как избавиться от змеи, никто не знал. Люди были перед ней бессильны. Вот и смерть пришла, думали они, скоро нас съедят. И все старались спрятаться получше. Все, кроме одного мальчика.
— Какого мальчика? — спросил Том, тихо и с неподдельным интересом.
— Это был… о-о нет, это был довольно необычный мальчик.
— Почему?
— Этот мальчик был пчеловодом.
— Понятно, — быстро проговорил Том, как будто боялся, что скажи он еще хоть слово — и я перестану рассказывать.
— У него был большой и красивый улей, и пчелы там жили — мечта, а не пчелы: никогда не болели, работали много и жалили редко. Матке уже исполнилось три года, а яиц она отложила великое множество. И вот пошел этот мальчик к своему улью, открыл его и шепотом попросил пчел помочь ему. — Я театрально умолк. Окончание сказки я уже придумал и был ужасно доволен собой.
Том ждал, но я не торопился. Он буравил меня круглыми от
