Вид мраморного колосса, растаявшего при виде женщины, внес смятение в мысли Офелии. Никогда еще она не чувствовала себя настолько далекой от мира страстей. Любовь, которая связывала этих двоих, была, без сомнения, самым подлинным, самым искренним из всех чувств, с которыми девушка столкнулась на Полюсе. Но Офелия твердо знала, что ей самой не дано испытать такого. И чем дольше она смотрела на Фарука и Беренильду, тем больше в этом убеждалась. Она могла заставить себя быть терпимее к Торну, но ей никогда по-настоящему не полюбить его. Понимал ли он сам, насколько всё безнадежно?
Девушка вдруг заметила пристальный взгляд, который Торн устремил на нее из почетной ложи. Если бы Офелия не потеряла весло, она сейчас уж точно выронила бы его от удивления. Никто не усомнился бы в том, что Торн смотрит только на собственную тетку. А вот Офелия, со своего места на носу гондолы, прекрасно видела, что он глядит на Мима, притом глядит жадно, без всякого стеснения.
У девушки сжалось сердце. «Нет, – подумала Офелия, – он просто ничего не понимает. Он ждет от меня чего-то, что я не способна ему дать».
Первое действие уже близилось к концу, как вдруг произошла еще одна непредвиденная накладка. Тетушка Розелина, которой предстояло вручить Изольде склянку с любовным напитком, так и не появилась на сцене. Певцы замолчали, на сцене воцарилась тишина, и даже Беренильда сделала довольно длинную паузу. Наконец один из статистов вывел всех из затруднения, поднеся Изольде кубок вместо склянки.
С этой минуты Офелия уже не думала ни о Торне, ни о Фаруке, ни об Опере и охоте, ни о своем ребре. Она хотела только одного – увидеть тетку, убедиться, что с ней все в порядке. Остальное девушку больше не волновало. Едва опустился занавес и начался антракт, как она выскочила из гондолы, не слушая аплодисментов и криков «Браво!» и даже не взглянув на Беренильду. Тем более что во втором действии хозяйка в ней не нуждалась.
Офелия было успокоилась, увидев тетушку Розелину в гримерке, на том самом месте, где она ее и оставила. Тетушка сидела на стуле, прямая, как палка, со склянкой в руке и, судя по всему, даже не сознавала, сколько времени находится здесь.
Офелия осторожно потрясла ее за плечо.
– Нет, если мы будем шевелиться, так никогда ничего не получится! – сварливо объявила Розелина, глядя в пустоту. – Чтобы фотография удалась, нужно долго сохранять позу.
Она бредит? Офелия потрогала лоб старушки, – температура была как будто нормальная. Но это еще сильнее встревожило девушку. Перед спектаклем, в коридоре, тетушка Розелина уже вела себя странно. С ней явно творилось что-то неладное.
Офелия оглядела комнату и, убедившись, что рядом никого нет, спросила вполголоса:
– Вы плохо себя чувствуете?
Тетушка Розелина отмахнулась, словно муху отгоняла, но не произнесла ни слова. Похоже, она была глубоко погружена в свои мысли.
– Тетя! – позвала Офелия, волнуясь все больше и больше.
– Ты прекрасно знаешь, что я думаю о твоей тете, бедный мой Жорж, – пробормотала Розелина. – Невежественная особа, которая топит книгами печку. Я отказываюсь водить знакомство с людьми, которые так не уважают бумагу.
Офелия вытаращила глаза. Дядя Жорж умер больше двадцати лет назад. Значит, тетушка Розелина ушла мыслями не в настоящее – она заплутала в воспоминаниях!
– Крестная! – умоляюще прошептала Офелия. – Неужели вы меня не узнаёте?
Тетка не удостоила ее даже взглядом, как будто Офелия стала невидимкой. А девушка испытывала неясное чувство вины. Ей почему-то казалось, что она каким-то образом причастна к странному состоянию Розелины… Ее охватил страх. Хоть бы крестная поскорее очнулась! Однако интуиция подсказывала Офелии иное: происходит что-то ужасное.
Требовалась помощь Беренильды.
Офелия осторожно вытащила склянку из стиснутых пальцев тетки, села рядом с ней и стала ждать окончания спектакля. Прошло второе действие, за ним третье. Ожидание казалось бесконечным.
– Я скоро вернусь, – шепнула Офелия, услышав аплодисменты, от которых задрожал потолок гримерки. – Мне нужно найти Беренильду, она-то уж скажет, что делать.
– Только не забудь открыть зонтик, – ответствовала тетушка Розелина.
Девушка взбежала по лестнице так быстро, как ей позволяло больное ребро, и пробралась между статистами, которые вышли на поклоны. Пол под ее ногами дрожал от аплодисментов. Десятки букетов роз летели на сцену.
Офелия поняла причину восторгов, увидев, как Фарук целует руку Беренильды. Дух Семьи соблаговолил взойти на сцену, дабы лично выразить ей свое восхищение. Беренильда была на седьмом небе от счастья. Она сияла, изнемогая от избытка чувств, блистательная и победоносная. Нынче вечером, благодаря выступлению, она отвоевала свой титул первой фаворитки правителя.
Офелия с бьющимся сердцем смотрела на Фарука, не в силах отвести глаза. Вблизи этот величественный седовласый колосс производил еще более сильное впечатление. Неудивительно, что его считали живым богом.
Он устремил пламенный взгляд на Беренильду, трепещущую от волнения. Офелия прочитала по его губам единственное произнесенное им слово:
– Идемте!
Фарук положил свою мощную руку на ее прелестное округлое плечо, и они медленно, очень медленно сошли по ступеням в зал. Толпа придворных сомкнулась за их спинами, точно прихлынувшая волна.
И Офелии стало ясно, что на Беренильду сегодня рассчитывать бесполезно. Значит, придется найти Торна.
Вокзал
Толпа зрителей отхлынула от сцены и увлекла Офелию за собой, к выходу в фойе. Все присутствующие были приглашены на торжественный прием в зале Солнца. Там уже приготовили столы с угощением, и слуги в желтых ливреях, с подносами в руках, сновали между гостями, предлагая им сладкие напитки.
Лакей, который стоит без дела, мог привлечь к себе внимание, поэтому Офелия стала протискиваться сквозь толпу, как усердный слуга, спешащий выполнить поручение хозяина. Вокруг все обсуждали выступление Беренильды, ее слишком громкое меццо-сопрано, слишком пронзительные верхние ноты, одышку в конце спектакля. Теперь, когда Фарук был далеко, критики дали себе полную волю. А фаворитки в бриллиантах, ныне всеми забытые, собрались возле стола с угощением. Проходя мимо них, Офелия услышала, как они злословят уже не о вокальных данных Беренильды, а об ее неудачном гриме, избыточном весе и постаревшем лице. Поистине, за титул избранницы Фарука приходилось платить высокую цену.
Офелия боялась, что Торн уже сбежал в свое интендантство, но в конце концов разыскала его. Впрочем, это было нетрудно: его мрачное лицо со шрамами и высокая худая фигура выделялись в толпе гостей. Он явно не желал вступать с ними в разговоры, но его со всех сторон осаждали претензиями и вопросами люди в парадных мундирах.
– Налог на двери и окна – просто бессмыслица!
– Я послал вам четырнадцать писем, господин суперинтендант, и до сих пор не получил ответа!
– Наши кладовые скоро опустеют! Министры, которые должны затянуть пояса… Боже, куда мы катимся?!
– Вы обязаны спасти нас от голода! Если завтрашняя большая охота не удастся, вы еще услышите о нас на ближайшем Совете!
Офелия пробралась между всеми этими пузатыми чиновниками и подошла к Торну. Он не смог сдержать удивления, когда она протянула ему бокал шампанского. Девушка постаралась как можно настойчивее смотреть на него. Неужели он не поймет, что она нуждается в его помощи?!
– Обратитесь к моему секретарю, вам назначат время приема, – решительно объявил Торн своим просителям.
Он повернулся к ним спиной и пошел прочь. Ни взглядом, ни жестом он не показал Офелии, что нужно делать, но она все поняла без слов и доверчиво последовала за
