Безусловно, одежда такого рода не приковывала королев к трону, не сводила их речи к легкомысленной болтовне, не делала покорными и апатичными и не побуждала в любой момент упасть в обморок. Она также, рискну добавить, не доставляла им особых неудобств. Особы их положения сохраняли телесную величественность, умственную энергию и риторическое мастерство, добрый нрав, хорошие манеры наряду со способностью сидеть, стоять и двигаться с царственной грациозностью, гарцевать верхом и часами красиво танцевать, постоянно преодолевая трудности ношения такой одежды. Самоощущение царственных особ и производимое ими впечатление проникнуты аурой власти и триумфа, а вовсе не покорности под тяжким бременем — как мужчины, так и женщины.
Место, где мы сейчас можем увидеть, как все это работало, — оперная сцена. К примеру, мужские и женские звезды оперы Верди «Дон Карлос», действие которой разворачивается как раз в период правления Елизаветы I и Екатерины Медичи, облачены в такие же жесткие, тяжелые и избыточные костюмы, какие действительно были в ходу в эпоху Ренессанса. На них те же инкрустации, жесткие рюши, затейливые шляпы и сложные корсеты. Мы видим, как великолепно певцы и певицы исполняют сложные арии, как живо и убедительно играют драматические роли, как они при этом ходят и стоят, с каким неизменным изяществом кланяются или опускаются на колени, как идеально сохраняют ритм в танце, при этом не сводя глаз с дирижера, держа в уме ноты, текст и мизансцену, полностью контролируя свой хрупкий голосовой инструмент и неся на себе всю эту сверкающую, несгибаемую и неподъемную тяжесть легко, словно не замечая ее. Зрители восхищаются этими умениями оперных артистов и артисток, по праву отдавая им должное, и рукоплещут не только их великолепным голосам. Современная публика, привыкшая к одежде, которую легко снять, испытывает ощущение чуда и восхищение на грани зависти.
В реальной жизни в эпоху Ренессанса аристократы и мелкопоместные дворяне обоего пола проявляли такой же героизм в ношении одежды, как и позже во времена Екатерины Великой, да и в XIX веке. Тогда не только женские юбки, но и военная форма достигала крайних пределов жесткости и зрелищности. Мужские корсеты, которые в те времена часто носили для того, чтобы сохранить идеальную строгость и несгибаемость военной формы, на самом деле восходят к тугому перепоясыванию чресл у воинов в древних культурах. Корсеты, отдельные или вшитые в костюм, носили и мужчины и женщины, осознавая заключенную в них внешнюю и внутреннюю силу, не в последнюю очередь — эротическую; силу, превосходящую тривиальное физическое неудобство. Мы уже отмечали притягательность наглядного сексуального героизма, этого захватывающего, соблазнительного зрелища непринужденного усилия.
Таким же образом ощущали себя поколения самых обычных женщин в длинных юбках и жестких корсетах — во всеоружии и в наилучшей форме. Они чувствовали, что одежда поддерживает их и укрепляет, придает привлекательность и значительность как женщинам и как личностям, надежно храня при этом их секреты. В ней они могли чувствовать себя трезвомыслящими или игривыми, энергичными или томными — в зависимости от личных особенностей и от окружающей обстановки.
Такая одежда явно не препятствовала обычной физической активности, в том числе и танцам, требовавшим в те времена большой физической выносливости. На дошедших до нас фотографиях мы видим, что в многослойные юбки облачены не только конькобежки и теннисистки, но даже скалолазки. Поколения женщин в туго зашнурованных корсажах и длинных юбках целыми днями сновали вверх-вниз по лестницам, хлопоча по хозяйству, отмывали ванны, выбивали ковры, развешивали белье и бегали за детьми. Самую обычную работу на ферме выполняли в корсетах и длинных юбках, как, например, на полотнах Ван Гога и Милле; как мы знаем из книг и иллюстраций к ним, в такой же одежде ходили городские фабричные работницы и тем более конторские служащие. В городах вообще считалось, что без корсета ходят лишь падшие женщины и неряхи. Конечно, бывало, что работницы на полях и в шахтах обходились без корсета; и все же ношение его являлось нормой для всех сословий. Его, без сомнения, носили и ленивые жены, и юные ветреницы, и беспутные куртизанки; и представительницы всех категорий, скорее всего, чувствовали, что такая одежда сковывает их движения.
Однако подавляющее большинство свидетельств позволяет предположить, что эта стандартная одежда на протяжении веков более чем устраивала женщин. Она давала им то ощущение завершенности, которое всегда дарит приемлемая в обществе одежда; подлинное, внутреннее удовлетворение, которое сохраняется даже наедине с собой, не требуя социальной или сексуальной демонстрации. Множество женщин регулярно носили тесные корсажи и пышные юбки с чувством персонального комфорта, совершенно не собираясь принимать гостей или выходить в свет, или очаровывать мужчин; примерно так же современные женщины носят узкие синие джинсы и просторные свитера.
Чрезвычайно тугая шнуровка, известный варварский обычай, всегда была большой редкостью, фетишем, возникшим в XVI веке и достигшим пика в конце XIX века, когда все женственные украшения начали восприниматься как притеснение. Фетишистская шнуровка, способная утягивать талию вплоть до четырнадцати дюймов, никогда не была распространена ни в высших, ни в средних классах. Чаще всего ее можно было увидеть на простых девушках, трудящихся горожанках — из тех, кто в наши дни клеит себе ногти длиной в два дюйма и носит туфли на четырехдюймовых каблуках. Пресловутые смещения костей и внутренних органов диагностировали у трупов простых работниц, а не представительниц буржуазии, — хотя некоторые девушки из среднего сословия действительно шнуровались чрезвычайно туго. В наши дни так изнуряют себя диетами. Обморок был, по всей видимости, женской реакцией, возможной в любых обстоятельствах и без всякого корсета; обычно его вызывал физический и умственный стресс, но отнюдь не стесняющая одежда.
Корсеты придавали фигуре четкость линий и поддерживали правильную посадку лифа и красиво ниспадающую юбку, а вовсе не имели целью сдавить тело до невыносимости. Корсет скорее не сдавливал, а плотно обхватывал, и, поскольку служил одновременно грациозности и самообладанию (в те времена, когда фитнес еще не вошел
