Но эти сложные абстрактные явления мужской моды не предлагалось реформировать; в спасении, считалось, нуждались только женщины. Отдельные эстеты, такие как Оскар Уайльд, могли считать мужское платье чересчур простым для того, чтобы быть подлинно красивым. Писатель призывал вернуться в эпоху галантности, во времена, когда мужчины носили длинные волосы, кружева и бархат. В свою очередь Джордж Бернард Шоу предлагал заменить элегантные костюмы вязаными шерстяными туниками и бриджами ради здоровья и комфорта и вообще отказаться от всякой красоты. Но это были эксцентричные идеи отдельных людей, а не массовые движения. Реальность мужчин, сексуальная и прочая, очень красноречиво выражалась в мужской одежде, существенно изменившейся с начала XIX века.
Теперь восторжествовала точка зрения, согласно которой женственные наряды препятствуют женскому здравомыслию, здоровью, морали и интеллекту. И до эпохи Ворта «Мода» была экстремальной — в те полтора века, пока в ней распоряжались женщины и в ходу были каблуки, пышные юбки и тугие шнуровки. Однако самые энергичные и эффективные протесты против фижм, корсетов и тому подобного начались после того, как Ворт достиг успеха, и после утверждения Высокой Моды как очередной серьезной мужской институции. Реформаторы решительно выдвигали на первый план здоровье, эстетические принципы, благоразумие и другие концепции — явно в целях борьбы против могучей и пагубной мужской сексуальной фантазии. Она ощущалась как настоящая угроза, куда более опасная, чем безобидные женские ухищрения. При этом никто всерьез не рассматривал роль женской сексуальной фантазии в модной индустрии, равно как и креативную позитивную силу сексуальной фантазии вообще, существование которой, вопреки ощущениям, не признавалось за пределами литературы и искусства.
Женщины: реформа
Реформа на основе здравого смысла была плохо продумана и обречена на провал. Подлинные перемены в манере женщин одеваться могли произойти только в связи с переменами в осмыслении подсознательных фантазий в целом. Случилось это в момент, когда женские аспекты фантазий стали свободнее участвовать в формулировке рецептов моды. Здравый смысл в виде более смелых эстетических решений действительно начал проявляться в женской одежде в эпоху Ворта и под его влиянием. Более интересные женские фантазии вошли в мир модного дизайна уже в конце столетия, после смерти Ворта: появились новые способы одеваться по-мужски, не принося в жертву свою женственность. Модернизация должна была улучшить базовую форму тела, как это произошло в мужском костюме начала XIX века, а не просто убрать прежние женственные детали — этого явно было бы недостаточно.
Идея сделать женщин такими же реальными, как мужчины, должна была включать в себя наглядное сохранение и поощрение чувства собственной женственности, привлекательности, уверенности в себе и самообладания. Еще до рубежа XX века под воздействием нового стремления выражать в моде не столько мужские фантазии, сколько женскую реальность, мужчины-кутюрье и портные, шившие для женщин, уже начали видоизменять строгую женскую одежду, приспосабливая темы наряда для верховой езды к городским прогулкам и путешествиям в поездах и автобусах, но не придавая им провокационный псевдомужской вид. В то же время в профессию вошли женщины-дизайнеры — с новыми идеями, радикально отличавшимися от воздушных творений портних романтической эпохи.
Между 1900 и 1912 годами женская одежда, которая с начала XVIII века занимала больше места в пространстве, чем мужская, стала постепенно уменьшаться в размерах, так что одетые тела женщин и мужчин теперь выглядели равными по объему. Женская одежда тоже начала тяготеть к визуальному единству телесной формы, и проявлением этой тенденции стало исчезновение преувеличенных бедер и груди. От корсетов не отказались, но их характер постепенно менялся. Новые корсетные изделия поначалу были сосредоточены в области бедер, живота и ягодиц — ранее все это, наоборот, подчеркивалось пышными юбками. Ребра и грудь при этом оставались нестесненными. Наблюдался заметный отказ от старой структуры, закреплявшей фигуру и одежду женщины вокруг очень узкой талии и грудной клетки, так, чтобы сверху заметно выдавалась грудь, а снизу — таз. Старый корсет требовал существенно разделить женскую фигуру, чтобы юбка со всеми ее тайнами была отделена от обольстительного верха. Каждая из этих частей могла быть сколь угодно огромной — главное, чтобы между ними был жесткий барьер в виде затянутой в корсет талии.
Фотография Роберта Хоулетта. Изамбард Кингдом Брюнель на фоне цепей корабля «Грейт Истерн». Англия. 1857. Фото SSPL/Getty Images
Реалистичные портреты мужчин. Фотография усиливает визуальную поэзию костюма, демонстрируя сочетание гибкости и стабильности, подчеркивая эстетический аспект. Костюм английского инженера (вверху) разбивается на сетку морщин, которые образуют контрапункт с цепями, его изобретением; фоном служит крупнейшее в ту пору парусное судно. Американский президент (на с. справа) явился на поле боя в костюме, который превращает его в башню или колонну, в убедительный и благородный монумент на фоне палатки. У обоих персонажей высокий цилиндр является своего рода короной, символизирующей авторитет (и заодно скрывает лысину или тревожные морщины на лбу).
Американская фотография. Авраам Линкольн с генерал-майором Джорджем Макклелланом и Алланом Пинкертоном при Энтитеме. 1862. Фото: Библиотека Конгресса
Однако еще задолго до Первой мировой войны высокая мода породила элегантные женские костюмы, которые объединяли фигуру, делая ее цельной, от шеи до щиколоток, оставляя открытым подъем, так, чтобы стопы было видно при ходьбе; украшения на этих костюмах были сведены к минимуму, и сами они были сшиты из некогда «мужских» тканей — сукна тусклых оттенков; и я хочу подчеркнуть, что эта тенденция выросла из стремления к элегантности, а не из практических потребностей. В годы войны уместной казалась строгая одежда с отсылками к военной форме, и многие женщины действительно носили простую гражданскую форму того или иного рода, выполняя работу отсутствующих мужчин. Юбки, которые к 1912 году решительно оторвались от земли, к 1916-му уже почти достигли колен; этот порыв быстро миновал, и юбки снова опустились до лодыжек — почти на целое десятилетие. Поверхностная
