– Пора, Дори.
Она подняла глаза, и Лили увидела, даже в тусклом свете камина, что ее глаза красны от долгого плача. Она вопросительно посмотрела на Лили.
– Он бы хотел, чтобы она была здесь, – ответил Тир. Он подсунул руку под тело, приподнимая. – Давайте. Все вместе.
Дориан взяла Джонатана за талию, оставляя Лили ноги. Вместе они подняли тело со стола, осторожно переложив его себе на плечи. Теперь Лили почувствовала трупный запах, говорящий о разложении, просачивающемся прямо через простыню, но не обратила на это внимания, думая о Джонатане, который считал ее достойной спасения и который никогда не увидит Лучший мир. На глаза навернулись слезы, и она яростно вытерла их, поднимаясь по ступенькам.
На палубе было тихо, только волны мягко плескались у бортов корабля. В лунном свете Лили могла видеть другие корабли, которые двигались с каждой стороны от них, держа ту же скорость. В конечном итоге вырваться удалось только семнадцати: трое пошли ко дну, навсегда упокоившись в Гудзоновом заливе. Из подслушанных разговоров Лили знала, что не на всех кораблях плыли только люди. Один корабль перевозил скот: коров, овец и коз. Другой – лошадей. Еще один корабль, с обесцвеченными почти до белого бортами, вез медикаменты и врачей. Но сейчас Лили видела только паруса: чуть больше, чем слабые отблески под умирающей луной.
Они отнесли Джонатана на корму, где спало всего несколько человек – такелаж загораживал вид на восточный горизонт. Под руководством Тира аккуратно переложили тело на леер. У Лили разболелась рука, но она не подавала виду. Ожог на ладони снова вскрылся, сочась гноем, но она скрыла и это, незаметно промокнув рану об джинсы. Хотела бы она сейчас получить чистую одежду. Она уже несколько дней не принимала душ.
Остальные по-прежнему носили те же наряды, что и в ночь отплытия: что они придумают с одеждой в новом мире? Так много вопросов, а ответить на них мог один-единственный человек – Тир… но сейчас не было времени. За кормой бледнело восточное небо, но когда Лили заглянула через перила, она не увидела ничего, кроме тьмы.
– Джонатан ненавидел воду, – хрипло заметила Дориан, и Лили поняла, что она снова плачет. – После того, что они с ним сделали. Он чертовски ее ненавидел.
– Не эту воду, – ответил Тир.
Лили ничего не сказала. Они двое хорошо знали Джонатана, а она даже не знала его фамилию. Она хотела что-нибудь сказать, что-нибудь важное, но когда закрыла глаза, увидела лишь Грега, стоящего на коленях, и Джонатана, прижавшего пистолет к его голове. Это было лучшее, что кто-либо когда-либо делал для Лили, но не то, о чем она могла рассказать Тиру и Дориан. Поэтому она молчала, хотя слезы уже начали медленно течь по щекам.
– Ну, старый друг, – наконец, произнес Тир, – мы направляемся к хорошей земле. Будем надеяться, что ты уже там.
– Аминь, Южная Каролина, – добавила Дориан, а потом, по молчаливому согласию, они приподняли тело и перекинули его через перила. На этот раз Лили не помогала, просто стояла позади. Раздался приглушенный всплеск, а потом Джонатан ушел навсегда. Дориан подождала еще минуту, а потом быстро пошла к ступенькам, не сказав ни слова.
«Я убила его», – подумала Лили.
– Это был его выбор, – ответил Тир, заставив Лили задуматься, неужели она сказала это вслух. Она огляделась, но на корме по-прежнему стояли только они вдвоем.
– Что произошло? Куда мы плывем?
– Никуда, Лили. Мы перешли, вот и все. Как я всегда и думал.
– Это… – Лили заставила себя произнести слово. – Это магия?
– Магия, – повторил Тир. – Никогда не думал об этом с такой точки зрения: как по мне, так это самая естественная вещь в мире. Но, может быть, магия – это хорошее слово.
Он полез в карман и что-то вытащил.
– Посмотри.
Лили протянула здоровую руку и почувствовала, что он уронил ей на ладонь что-то жесткое и холодное. Она подняла руку, прищуриваясь, силясь разобрать. Небо уже посветлело, неожиданно, как происходит прямо перед рассветом, но Лили все равно потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она держит.
– Аквамарин?
– Сапфир, – ответил Тир. – Моя родословная известна вплоть до Кромвеля, но камень принадлежал нам еще со Средневековья. А может, и дольше.
Лили поднесла сапфир к свету, пытаясь посмотреть через него, но солнце еще не взошло, и она увидела лишь темный прямоугольник на фоне бледного неба. – Откуда вы знаете?
– Камень рассказал.
Лили фыркнула, но Тир лишь слегка улыбнулся. Она не поняла, шутит ли он, поэтому передала сапфир обратно и перегнулась через леер, глядя на тусклые линии, оставшиеся на кильватере корабля.
– Ты поправляешься, Лили?
Это был трудный вопрос. Днем все было хорошо: небо раскрыто настежь, и Лили могла смотреть от горизонта до горизонта. Но спала она не больше, чем по нескольку часов за раз, а потом резко просыпалась с уверенностью, что сейчас увидит бухгалтера, стоящего перед ней, или, что еще хуже, Грега. Сейчас они были вне досягаемости, корабль держал курс на лучший мир, но Лили охватило внезапное, страшное предчувствие. Все люди вокруг нее, спящие на палубе… ведь они принесли с собой собственные истории, свое собственное насилие. Как можно построить лучший мир, идеальный мир, если люди принесли с собой кошмары прошлого?
– Он не будет идеальным, – ответил Тир, угрюмо глядя через перила. – Я знал это, почти сразу, как понял, что пытаюсь сделать. Мир станет лучше, но не легче. На самом деле, в самом начале будет очень тяжело.
– Что вы имеете в виду?
– Посмотри, от чего мы отказались, Лили. У нас нет ни электричества, ни техники. Пока я спал, Дори заставила компьютерщиков выкинуть все оборудование за борт, вместе с оружием. Это необходимо: технология удобна, но мы уже давно достигли точки, где удобство перевешивает опасность. Средства видеонаблюдения, контроля… Я знал, давным-давно, что это первое, что нужно сделать. Но подумай о других вещах, которых у нас не будет. Бензина. Отопления. Тканей. Я погрузил лекарства и антибиотики вон туда, на белый корабль, – он указал рукой на север, – но они испортятся быстрее, чем пройдет десятилетие. У нас ничего не будет, если мы не научимся делать все сами из подручных материалов.
Лили изо всех сил пыталась молчать. Теперь она поняла, что преклоняется перед этим человеком, и оказалось ужасно тяжело слушать, как он разрывает
