Выражение на лице Макасы сменилось чем-то вроде презрения. Вот это Араму было уже знакомо, от этого сделалось как-то спокойнее. Однако разница все же была ощутима: на этот раз ее презрение было обращено на себя. И это яснее слов говорило, что девушка сомневается в самой себе и винит себя за это. Макаса чувствовала себя глупо. Она собралась было сесть, но тут…
Расколов морскую гладь, в воздух, на высоту двух этажей, взметнулось огромное щупальце!
Макаса захохотала! Ткнула щупальце гарпуном! Выхватила абордажную саблю и разрубила его до середины!
Арам уже был на ногах, хоть и стоял не так твердо. Он успел выхватить абордажную саблю как раз вовремя, чтобы полоснуть по второму щупальцу, пытавшемуся обвить их шлюпку с другого борта. Макаса воткнула в щупальце гарпун, пригвоздив его к борту, клинок ее сабли опустился вниз, точно лезвие гильотины, и разрубил щупальце пополам!
Тут кракен всплыл наверх, поднял над водой массивную голову – возможно, чтобы посмотреть, как это столь мелкой полночной закуске удалось сделать ему так больно – и это оказалось очень большой ошибкой. Если бы он просто поднял кверху остальные щупальца и потащил лодку под воду, с этим Макаса и Арам не смогли бы поделать ничего. Но, похоже, любопытство губит не только кошек.
Макаса вырвала гарпун из отрубленного щупальца и изо всех сил вонзила оружие прямо в огромный глаз чудища. Из-под воды взбурлил леденящий душу визг. Флинтвилл вновь высвободила гарпун и приготовилась нанести еще удар. Но и голова и щупальца чудовища скрылись под водой – лишь отрубленный конец остался лежать поперек шлюпки, между Арамом и Макасой. Вместе они подняли его и спихнули за борт.
Макаса села.
– Повезло нам, – самодовольно ухмыльнулась она. – Всего лишь детеныш.
– Вот это – всего лишь детеныш? – в ужасе пискнул Арам.
– Угу. Взрослый кракен может утащить на дно целый корабль. А этому малышу не удалось бы проглотить даже нас.
Вначале Арам решил, что она, должно быть, шутит. Но тут же вспомнил: усмешка – усмешкой, но чувства юмора у нее нет. Усевшись на дно шлюпки, он с опаской спросил:
– А что, если он приведет мамочку?
Ухмылка исчезла с лица Макасы. Она молча качнула в воздухе гарпуном. Арам улыбнулся.
Макаса гребла, держа курс на восходящее солнце в уверенности, что он, в конце концов, приведет их к берегу.
Арам смотрел на нее, и в голове, один за другим, рождались новые и новые вопросы. Наконец ему удалось набраться храбрости, и он спросил:
– Что значит «обязана жизнью»? О каком долге говорил отец?
Злые глаза Макасы уставились на него, точно два арбалетных болта. Долгое время она молчала, будто ожидая, что он откажется от своего вопроса. Но Арам не отводил взгляда. Да, она была упряма, но прекрасно знала, что и он упрям.
– Твой отец спас мне жизнь, – сказала она. – По обычаям Штормграда – земли моих предков, и Тернистой долины – моей родины, с тех пор моя жизнь принадлежит ему. Об этом долге он и говорил.
– Тебя понадобилось спасать?! От чего? Что случилось?
– Не твое дело.
– Поэтому ты и служишь на «Волноходе» без контракта?
– И это не твое дело, – отрезала Макаса, но через несколько секунд все же добавила: – Да. Он предлагал контракт, но я отказалась.
Она продолжала грести, но Арам видел, что вопрос поверг ее в тягостные раздумья. Наконец она нарушила молчание:
– Грейдон Торн говорил, что не разделяет этих обычаев. Сказал, что дорожит моей службой и рад, что я на его стороне. Но поклялся, что никогда не потребует от меня вернуть долг, хоть я и знаю, что в долгу перед ним.
– И все же потребовал.
– Да. Потребовал.
– И ты разочарована?
– Долг есть долг. Он мог говорить все, что угодно – это ничего не меняет.
– Но все же ты разочарована?
Макаса обожгла его взглядом.
– Да, тебе хотелось бы услышать, что я разочарована в этом человеке. Это оправдало бы твое ничтожное разочарование. Оправдало бы то, как отвратительно ты вел себя с ним. Но, все, что я скажу – или не скажу, – ничего не изменит.
Арам почувствовал, что краснеет, но не отвел взгляд.
– Речь не о нас с ним, – соврал он. – Я пытаюсь понять тебя.
– Тебе никогда не понять меня.
– И тебе меня – тоже. Но все-таки ответь на вопрос.
– Я не подчиняюсь приказам юнги – неважно, кем был его отец. Вернее, неважно, кто его отец, – поспешно поправилась она.
Ужасная реальность этого «был» жестоко потрясла мальчика. «Неужели для Грейдона не осталось надежд?» К встрече с такой реальностью он был не готов – совсем не готов. На миг он даже забыл о том, что хотел сказать. Собравшись с мыслями, он задал вопрос иначе:
– А ты верила в него?
Макаса молчала.
– Ты верила в него? – повторил Арам.
Новая долгая пауза…
– Да, – наконец прошептала она.
Солнце клонилось к закату. Арам сменил Макасу, но вскоре она снова взялась за весла, решив преодолеть как можно большее расстояние, прежде чем настанет ночь и ориентироваться по солнцу будет невозможно.
– Но разве ты не умеешь ориентироваться по звездам? – спросил Арам.
– А ты? – огрызнулась Макаса.
– Мы оба знаем, что я был плохим учеником. А у тебя какое оправдание?
– Для меня они все одинаковы, – проворчала Макаса в ответ.
– Серьезно?
– Он начал учить меня! – рыкнула Макаса, – но тут на борту появился ты.
Арам разом умолк. Может, поэтому она его и невзлюбила? Может, Грейдон для нее был – все равно, что отец? Отец, бросивший ее ради Арама, так же, как бросил Арама ради моря?
– Прости, – тихо сказал он.
– Ты никогда даже не пытался понять его.
– А он никогда не пытался объяснить.
В этом Арам был уверен. Это было правдой.
Шесть месяцев назад – после того, как целых шесть лет от него не было ни письма, ни слова, ни хоть каких-нибудь известий – Грейдон Торн вернулся в Приозерье. Арам вместе с Роббом работал в кузнице. Вдруг пришла Сейя и попросила Робба на минутку заглянуть домой. День только начался, и просьба была весьма необычной. Однако, разглядев что-то в лице Сейи, Робб велел Араму продолжать и удалился вместе с ней.
Прошел час.
Наконец Робб вернулся и отослал Арама домой.
Войдя в их домик, Арам увидел незнакомца. Тот сидел у очага, глядя на Робертсона и Селию, игравших на полу с деревянными солдатиками. Незнакомец поднял взгляд – и отец с сыном тут же узнали друг друга.
Грейдон поднялся
